Вокруг Света 2006 № 03 (2786) - [39]

Автор: Враг замаскировался?

Пайман: Да, он стал как бы невидим. С кем бороться? Почему, если все сильные мира сего так благонамеренны, умеренны, умны, доброжелательны, повсюду продолжают твориться ужасы?

В шекспировском «космосе» источник несчастий всегда на виду: коварный Ричард, преступный Макбет. Во времена Горького или Достоевского мы твердо знали противника: это тот, кто нас эксплуатирует и унижает. Даже когда шла Вьетнамская война, жизнь еще представала в чуть более простом виде: не правы американцы, они ведут войну против народа, который борется за независимость. Сегодня же проблема критики затруднена до предела: нет ни одного общепризнанного злодея!

(Несколько остыв): Сейчас в Германии полно режиссеров, которые показывают на сцене какую-то бессмысленную белиберду, просто разбрасывают осколки разваливающейся художественной системы. Артисты у них уже не играют людей из плоти и крови, а просто скачут, рычат и швыряют чем-то друг в друга, они существуют в донельзя циничном, бесплодном мире… Мне неохота заниматься подобными вещами.

Автор: А чем охота?

Пайман: Надо снова начинать с малого. Пусть люди, играя перед другими людьми, показывают им свои страхи — и как с ними можно справиться. Пожалуй, в современных условиях это единственно возможная «терапия» и единственный шанс на выздоровление… Речь идет о традиционной, испытанной модели нашего европейского театра — театра высказывания прежде всего (у других народов — другие традиции: вспомните японский Но, Пекинскую оперу, искусство жеста). Если есть чтото общее между Стриндбергом и Чеховым, Горьким и Мольером, Гольдони и Брехтом, так только звучащее слово. Поэзия текста. Ее я буду утверждать и сохранять в моем театре. Мои единомышленники — поэты.

Действие IV.

Будущее. Работа

Сцена I. Хозяйство

Теперь мы в одном из обшарпанных проходов закулисья. Через четверть часа начнется репетиция. Мимо пробегают двое опаздывающих артистов. Они весело приветствуют нашего провожатого и останавливаются перекинуться парой слов.

Сам Вернер Риман все еще числится в труппе, но давно уже не появляется на сцене. В последнее время он совмещает обязанности завхоза и экскурсовода. Проще говоря — никто, кроме него, не знает, где и что в этом доме лежит и стоит, а также где оно лежало и стояло раньше, будь то суфлерский экземпляр текста или подставка под рождественскую елку. Память у него феноменальная плюс бойкое чувство юмора (вещь в театральной жизни необходимая). Например, Риман важно сообщает актерам, что ему наконец удалось найти претендентов на покупку здания, вот гости из Москвы интересуются…

Те, кажется, верят ему на минуту: лица вытягиваются.

Их можно понять, поскольку дело со зданием на Шиффбауэрдамм действительно сильно запуталось. В ГДР оно, естественно, было национализировано, а после объединения Германий вернулось к наследникам прежних владельцев — семье Вертхайм, ныне проживающей в Нью-Йорке. Правительство Берлина вроде бы изъявило желание выкупить легендарный театр, но пока шел поиск денег (их в этом городе не хватает хронически), Рольф Хоххут, довольно известный немецкий драматург, съездил за океан и убедил Вертхаймов переписать помещение на него за какую-то символическую сумму. Так что теперь у «Ансамбля» есть законный владелец, человек интеллигентный, но капризный, ладит он далеко не со всеми, особенно молодыми членами труппы, которые, естественно, все более стремятся перехватить знаменитую «марку» в свои руки.

Сцена II.

Привет будущему из прошлого

…Смекнув, что продажа здания — пока что шутка, молодые артисты выразили желание присоединиться к «клубу русских миллионеров» и разбежались по гримеркам.

Риман (спохватившись): Ой, пока они не начали, пойдем скорее, я вам еще кое-что покажу!

От автора: Мы галопом мчимся по витой лестнице куда-то глубоко «вниз» и наконец оказываемся под сценой.

Риман (торжественно указывая пальцем вверх): Знаете, что это такое?!

От автора: На первый взгляд ничего особенного: по окружности деревянной площадки диаметром метров десять, не больше, расположены черные диски, вставленные в круглый рельс. Они, собственно, и вертят сцену. Ну и что?

Риман: Это тридцать два колеса от советского танка Т-34. Они появились у нас так: театр надо было перестраивать, а материалы начисто отсутствовали. Тогда Хелена Вайгель — умная была женщина и находчивая — отправилась в Карлсхорст, в Советскую администрацию по вопросам культуры (или что-то в этом роде) и попросила выдать ей два выгоревших танка. Русские, конечно, удивились: дескать, не успели этих немцев победить, а им опять оружие подавай. Но все-таки удовлетворили просьбу. Тогда в чем-в чем, а в подбитой технике недостатка не наблюдалось…

…И вот посмотрите: с тех пор механизму износу нет! «Сцена мира», как называл ее Брехт, стоит на боевых колесах!

От автора: Эти лозунги наш собеседник явно возглашает не в первый раз: чувствуется репетиционная база. Но нам пора подниматься обратно за кулисы — рабочие сцены уже приступили к исполнению своих обязанностей.

Риман (на ходу):