Вокруг Света 2005 № 09 (2780) - [11]
У менее состоятельных парижан, особенно молодых, устойчивой популярностью пользуется просторная «Пицца-Пино» на углу с авеню Мариньян. Отечественным туристам она тоже хорошо известна, и даже не только современным, но и тем счастливчикам, которые какимто образом добирались до Парижа при советской власти: в соседнем подъезде уже много лет назад обосновалось представительство «Аэрофлота».
Я помню, как в те приснопамятные времена «Пицца-Пино» часто попадала в кадры телевизионных новостей – всякий раз, когда наша авиакомпания подвергалась нападению «антикоммунистически настроенных хулиганов». Однако невзирая на ностальгические чувства бросаться в этот популярный ресторан я бы не советовал. Времена особой его дешевизны прошли, кормят не так вкусно, а главное – очень «космополитично».
Кстати, мсье Прево и мсье Топэн обучили меня маленькой хитрости: как найти на Полях истинно хорошее заведение по карману, если даже ты не знаешь VIII округ Парижа как свои пять пальцев. Надо просто внимательно вглядываться в объявления, расклеенные на переносных афишах-раскладушках. На третьей-четвертой из них обязательно найдешь нужный «указатель». Дело в том, что за фасадами «первой линии» проспекта, во двориках вполне «офисных» на вид домов и «во чреве» пассажей расположено немало кафе, которые всеми правдами и неправдами стараются привлечь публику.
Они вылавливают свою клиентуру из пестрой елисейской толпы при помощи всяких хитроумных предложений вроде «съешь столько карпаччо, сколько осилишь, по цене одной порции». Если кто не знает, речь идет о сыром, тонко нарезанном и отбитом мясе с изумительными французскими соусами. Знали бы они, сколько его осилит русский желудок, истощенный дневным пребыванием на Елисейских Полях! Хорошо, что я приглядел себе «правильную» афишку еще утром, когда мы только вступали в «рай» со стороны площади Согласия.
Если площадь Звезды и ее Вечный огонь автоматически вызывают ассоциации с чем-то законченным, утвердившимся, постоянным, то на противоположном конце Полей по сей день проступает образ бурного потока, пенящегося на порогах истории.
– Да-да, так и задумано. Вы же видите – пространство открыто всем ветрам, – с энтузиазмом согласились мои гиды-архитекторы.
Их коллега Жак-Анж Габриэль проявил в свое время творческую смелость: впервые в европейской истории создал просторную площадь, ограниченную зданиями (двумя дворцами, симметрично обрамляющими Королевскую улицу) только с северной стороны. А с трех других она «летит» свободно: к востоку, навстречу зелени Тюильрийского сада, на юг, к серым водам Сены, и в западном направлении, где ее венчает пестрый от загорающих на газоне парочек парк Елисейских Полей. Ну и в небеса, куда она устремлена покрытым «загадочными» письменами шпилем Египетского обелиска.
Последней детали архитектор Габриэль, впрочем, не мог предвидеть, поскольку в момент создания площади на ней собирались водрузить конную статую Людовика XV, что и было исполнено в 1763 году скульптором Бушардоном. В честь того же эгоистичного короля, бросившего грядущим поколениям фразу «После нас – хоть потоп», градостроительный шедевр получил и свое первое название.
«Потоп» случился раньше, чем многими ожидалось, – 25 лет спустя. Площадь стала Революционной. Бронзовый монарх пал, а вскоре за ним последовали и живые. Именно здесь в январе 1793 года установили страшное изобретение доктора Гильотена, и кого только оно через себя не пропустило. За Людовиком XVI последовала его блистательная супруга Мария-Антуанетта. Затем – защитники старого порядка: постаревшая фаворитка дю Барри, бесстрашная убийца Марата Шарлотта Корде. Еще позже – поборники нового порядка, принесенные в жертву революционному террору: Сен-Жюст и Дантон. И наконец, «главный террорист» – Робеспьер.
Всего за один год – 1 343 публичные казни, которые поначалу пользовались шумным успехом: на Елисейских Полях дети и молодежь облепляли кроны всех деревьев. Но со временем город ужаснулся и притих, как после Варфоломеевской ночи. Призадумался. И когда все кончилось (уже в «вегетарианское» правление Директории), почел за благо смыть с площади кровавый след, реабилитировав ее именем «Конкорд» – «Согласие».
Позднейшим же властителям Франции хватило ума больше не «вовлекать» площадь в исторические эксперименты с сомнительным исходом. Окончательно традицию закрепил король Луи-Филипп, поручив своему весьма изобретательному архитектору немцу Якобу Хитторфу украсить пространство к западу от сада Тюильри «вневременными» монументами: тем самым обелиском – подарком паши египетского Мухаммеда Али, двумя фонтанами, похожими на те, что бьют на римской площади Святого Петра, и по периметру– аллегорическими скульптурами главных французских городов: Бреста, Руана, Лилля, Страсбурга, Лиона, Марселя, Бордо и Нанта. Что может быть аполитичнее?..
Не успел энергичный Хитторф закончить свою «миротворческую» деятельность на площади Согласия, как его тут же перебросили дальше, на Поля.
Начиная с 1838 года он занят их капитальным переустройством. В «нижней», ближней к пляс де ля Конкорд, части интенсивно настилаются новые тротуары. Разбиваются аллеи и фонтаны. Загораются вечерними газовыми фонарями (редкими в те времена даже для Парижа) увеселительные заведения: цирк, несколько круглых панорам и четыре павильона – уже упоминавшийся «Ледуайен», «Л`Орлож», «Л`Альказар д`этэ» и «Лез Амбассадер», в новую эпоху преобразовавшиеся в ресторан, театр и кабаре соответственно.
