Вокруг Света 2001 № 03 (2726) - [14]

«На пути работы моей, — жаловался он далекой подруге, — масса препятствий: глупость, бестолковость, самолюбие, зависть людей, эгоизм союзников — со всем надо бороться».

И все-таки новый, 1915 год он встречает, благословляя трагический ушедший, — он подарил ему единственную женщину, по его выражению, скроенную словно для него, «тютелька в тютельку». А впереди были долгие месяцы разлуки. В одном из своих последних перед встречей писем к Наташе Алексей писал: «Хочу, чтобы эта бумага передала тебе мою любовь, полную, восторженную, именно восторженную — страсть, желание, нежность, силу, благодарность — все, что может переполнять сердце любящего. Я счастлив своей любовью — дорогая, не оставляй, не пренебрегай, не осмеивай ее».

Наверное, наступил момент, когда любовь Алексея, словно материализовавшись, превратилась в тот мощнейший магнит, который, действуя неукротимыми силами природы сквозь все преграды и расстояния, отдал Наташу Алексею. И 8 июля 1916 года она вернулась в Париж.

Рассудку вопреки, наперекор стихиям

Об Алексее Алексеевиче Игнатьеве нынче мало вспоминают. Он, зная наши российские обычаи, и сам это предвидел, написав еще в 1915 году: «Жил, умер и забыли». Хорошо еще, что успел написать книгу, в которой постарался объяснить свои взгляды, сделавшие его «чужим среди своих». «Глухое сознание несправедливостей русской жизни, созревавшее с молодых лет… болезненное сознание превосходства европейского демократического строя над отсталой царской Россией представляли к этому времени такое накопление горючего материала, что требовалась только спичка, чтобы его воспламенить».

Этой спичкой стало известие о революции в России. Игнатьев принял ее как факт неизбежный, не сомневаясь, что этот очищающий вал смоет грязь, отсталость, губительное социальное неравенство и послужит процветанию России.

— Ты понимаешь, Наташечка, что случилось? Революция! Выход из плена! — с сияющими глазами говорил он. — Нет цепей, нет рабства. Теперь русские покажут, чего они стоят, всему миру — и русская мысль раскрепостит всю планету.

— Нет, не понимаю, — возражала Наташа. — И ты не все понимаешь. Что произойдет с тобой? Ты позабыл о крови Французской революции. В первую голову истребят аристократию. Ты вот горишь любовью именно к службе, а там тебя к ней не допустят.

— Там? — Игнатьев возмутился: — Не «там», а «у нас». Я служил России и буду ей служить. Никакие события этому не воспрепятствуют. Была бы Россия, а пережить за нее можно все. У нас и невозможное бывает возможным. На то мы и русские.

В апреле 1918 года Игнатьев получил, наконец, развод. Вскоре к ним зашел его знакомый и, узнав об этой новости, весело сказал: «Так что ж, друзья, теперь, как говорится, все честным миром да за свадебку».

А 16 июня 1918 года Наташа и Алексей обвенчались. Все выглядело просто и скромно. Он в походной военной форме, она в обыкновенном платье. Невесте было тридцать три года. Жениху на восемь лет больше.

…«Если спросят вас: «Чья вы?» — вы должны ответить: «Алексея Алексеевича Игнатьева!»

Вскоре после этого события они встретились с Федором Ивановичем Шаляпиным, с которым Игнатьев, обладатель прекрасного тенора, не раз певал дуэтом, и Наташа вдруг вспомнила давнюю историю о том, как везла Федора Великого домой, а потом возвращалась ночью по пустынной Москве. Тот же ничего не помнил… Утром она получила большую корзину с экзотическими фруктами. Внутри была вложена карточка: «Графине Игнатьевой от Федора Шаляпина».

События в России внесли в парижскую жизнь генерал-майора Игнатьева (это звание было присвоено ему Временным правительством в сентябре 1917 года) существенные изменения. Его миссия как представителя царской России во Франции завершилась. И с 1918 по 1924 год он находился на положении, определенном французским правительством как «единственный представитель русского государства» по всем вопросам, связанным с ликвидацией военных заказов. Оставался он и тем единственным человеком, чья подпись на банковских документах давала возможность распоряжаться государственным счетом России в «Банк де Франс», где лежала очень крупная сумма, еще совсем недавно предназначавшаяся для закупок новейших образцов вооружения. Первая волна эмиграции, захлестнувшая Париж, выдвинула своих лидеров. Они очень надеялись на финансовую поддержку Игнатьева, имевшего доступ к сейфу «Банк де Франс». Сейф этот никому не давал покоя. Первые же переговоры соотечественников с Игнатьевым привели к конфронтации полной и безвозвратной. Позиция Игнатьева была ясной: он безоговорочно признавал советскую власть и утверждал, что знает один свой долг — перед Россией, даже если ее называют красной. Деньги же он передаст только представителю законной российской власти.

Эмигрантская пресса бушевала. Игнатьев был объявлен изменником, ренегатом, большевистским прихвостнем, осрамившим честь офицера. Ему предлагали застрелиться, если он не хочет быть застреленным. На воззвании, призывавшем к суровому суду над отступником, Алексей Алексеевич увидел и подпись родного брата.

…Подобно многим, осенью 1918 года семья Игнатьевых, включая матушку Алексея Софью Сергеевну, прибыла в Париж, оставив в России все, чем можно было жить. Как мог, Алексей помогал беглецам устраиваться. Здесь старая графиня Игнатьева, урожденная Мещерская, познакомилась со своей новой невесткой. Наташа ей понравилась. И все же наступил день, который Игнатьев считал тяжелейшим. Под давлением двух младших сыновей да и всеобщего мнения, под угрозой отлучения ее от церкви как матери клятвоотступника Софья Сергеевна отказала старшему сыну от дома. Алексей побывал у родных только раз — когда умиравший брат Павел захотел с ним попрощаться. Перед погребением покойного Алексей встретился с Софьей Сергеевной в каком-то обшарпанном кафе, и она просила не приходить на похороны, «не позорить их перед кладбищенским сторожем».