Вокруг Света 1996 № 01 (2664) - [4]

Вахтенный матрос (курсант Балтийской морской академии, потом выяснится — просто Миша) говорит по-английски. Меня на трап не пускает.

Извините, в данное время «Крузенштерн» закрыт для приема посетителей.

Пираты — не последние люди на празднике моря.

«Право на борт!»

— Я — не посетитель, — отвечаю нахально, ощущая  на плечах тяжелый груз прожитых дней.

— А   кто? — спрашивает вахтенный, растерявшись от того, что ему отвечают по-русски.

— Я — из «Вокруг света».

— Тогда я позову вахтенного помощника. — Берет радиотелефон:

«Алло! Тут вот пришел «Вокруг света»...

Появляется ладненький, выутюженный, при параде молоденький штурман.

— Здравствуйте. Капитан у себя в каюте. Пойдемте.

Когда мы вошли, капитан сидел за письменным столом и что-то писал.

— Входите, — сказал он, не поднимая головы. — Извините, минутку.

Я стою перед ним, он дописывает, встает, протягивает руку:

— Добрый день! Капитан Геннадий Васильевич Коломенский...

Теперь, конечно, Геннадий Васильевич. А тогда, на регате 74-го года — третий помощник капитана Гена Коломенский. То же полноватое лицо, те же усы, только теперь седые, но та же великолепная улыбка...

Последний из «Летающей линии Пи»

Мы стояли на ремонте в Германии, — сказал капитан, — и там, для испытаний  корпуса на износ срезали пробы стали. У «Крузенштерна» сталь крупповская, какая-то особая, с секретом. Я в воду бросил гвоздь и эту пробу стали. Гвоздь уже проржавел и развалился, а этот, смотри, блестит как новенький .— И он протянул мне стакан с водой, на дне которого лежали железки.

Так начался наш разговор о «винджаммерах» — «выжимателях» ветра, которые строились до конца двадцатых годов нашего века и к которым принадлежал «Крузенштерн».

...Последний романтик парусного флота и крупный владелец земель в Южной Африке одновременно — Фердинанд Иоганн Лайеш, как и его английский коллега Джон Уилле — «Старая Белая Шляпа», — ненавидел «коптивших небо». Он первым предложил строить стальные парусные гиганты. Хороший ход и вместительные трюмы — все, что требовалось от них.

Все моря видели развевающийся на ветру голубой вымпел с инициалами судовладельца-романтика — «FL». Но моряки в портовых кабачках, за кружкой эля или рюмкой шнапса убеждали друг друга, что эти буквы означают ничто иное, как «flaying-p-line» — «Летающая линия Пи». Так прозвали компанию Лайеша, все барки которой носили названия, начинающиеся с буквы «пи».

Дул попутный ветер, парусник, действительно, летел, а моряки, после тяжелой вахты устраивали перекур на полубаке и поговаривали: «Ну, гамбургские потаскушки уже выстраиваются в колонны»! И все-таки век был неумолим. Один за другим стальные барки покидали моря — одни разбивались о скалы, другие, попадая в жестокий шторм, теряли управление, переворачивались и шли на дно.

Четырехмачтовый барк «Памир» — краса и гордость «Летающей линии Пи» — шел из Буэнос-Айреса в Гамбург. На борту — 86 человек экипажа, из них — 54 кадета. В трюмах — 4000 тон ячменя. Ячмень не упаковали в мешки, просто ссыпали в трюмы, потому что торопились с выходом в море — наступала пора ураганов.

21 сентября 1957 года, на рассвете судно попало в жестокий шторм. Его настиг ураган «Кэри».

Команда еще пыталась убрать верхние марселя, но ветер не позволил даже опустить марса-реи. Не удалась попытка и срезать паруса ножами. События нарастали с ужасающей быстротой. К полудню ураган вырвал все передние паруса. Судно стало ложиться на левый борт, планширь ушел в воду, а через сорванные заглушки вентиляторов и капы трапов вода хлынула в жилые помещения.

Все попытки устранить крен были безуспешны — вскоре он достиг 40 градусов. Зерно в трюмах ссыпалось на один борт. В 15 часов 3 минуты был дан последний сигнал «SOS». Через несколько минут «Памир» опрокинулся вверх килем и ушел в бурлящую пучину... «Памир» погиб. От «Летающей линии Пи» остался лишь барк «Падуя», он же — «Крузенштерн».

В шестьдесят первом году мы еще не знали, что вот-вот наступит Карибский кризис, но военные уже готовились к самому страшному... Тогда к нам на кафедру океанологии МГУ приехал капитан I ранга Митрофанов Петр Сергеевич и отобрал на практику ребят, собиравшихся заниматься акустикой океана. И вот мы вчетвером —.Славка, Костя, Андрей и я — отправились в еще разрушенный Кенигсберг, ставший Калининградом, потом в закрытый порт Балтийск, где у причала уже готовились к походу два парусника под военно-морскими флагами «Седов» и «Крузенштерн». Мы все попали на «Крузен». Полгода проторчали в Бермудском треугольнике, хотя в то время еще не знали, что он такой таинственный. У нас секреты были свои — на «Седове» взрывали, на «Крузене» слушали и писали звук.

Но больше я вам секретов выдавать не буду, хотя тогда американцы все знали, они над нами кружили с утра до вечера на своих «Каталинах» и однажды даже сбросили тюк с ветчиной (перехватили нашу связь и узнали, что с едой у нас туговато). А потом на Бермудах мы с ними играли в футбол, а губернатором острова был дядя королевы. Я с ним здоровался за ручку, так что с английским двором у меня большие связи. И еще не секретное: в Атлантике тогда бушевали один за другим ураганы с ласковыми женскими именами, и мы все время убегали от них, а потом в один все-таки вляпались, но ничего, обошлось. Правда, свиньи в загородке на носу отчаянно визжали, а потом мы их съели. А еще у нас на «Крузене» был песик Поплавок, который любил во время авралов гоняться за матросами, но только на палубе, на мачту не лез. И еще он любил фотографироваться рядом с акулами, вытащенными на борт. Потом песик исчез... Во время шторма. Не уследили. Я уже многих с «Крузена» позабыл, а Поплавка помню. Странная это вещь — путешествие в прошлое...