Вокруг Света 1994 № 10 (2649) - [19]

Для жителей северных стран, возможно, такой способ борьбы с холодом покажется не очень заманчивым, хотя в условиях относительно мягкой японской зимы он довольно эффективен. Но помимо чисто физического тепла котацу, японцы ценят и его тепло, так сказать, моральное. Когда вокруг котацу собирается вся семья, это подчеркивает ее единение и теплое отношение друг к другу. Котацу как бы уравнивает детей с родителями, особенно с отцом, способствует преодолению отчуждения между ним и детьми. Собравшись под общим одеялом, дети в буквальном смысле слова приучаются «не тянуть одеяло на себя». И это потом скажется в их будущей жизни. Котацу — символ японского дома, его уюта, его семейной солидарности. Не случайно во второй половине XX века, когда в Японии появились различные электронагревательные приборы, наряду с рефлекторами и электрокаминами, наибольшее распространение получил электрический котацу — столик с нагревательным элементом, укрепленным на нижней стороне столешницы. Современный, совершенный — но все тот же котацу.

Единение семьи около домашнего очага прежде всего связано в сознании японцев с новогодними праздниками, которые в современной Японии — время каникул, отпуск для большинства жителей Страны восходящего солнца. Еще несколько десятилетий тому назад считалось, что на Новый год вся семья обязательно должна быть в сборе. Новый год для японцев — еще и всеобщий день рождения. Да, именно так — ведь до сих пор, по традиции, возраст каждого человека увеличивается на год с Новым годом. Детям дарят на Новый год особые подарки, по давней-давней традиции. Подарок называется о-тоси-дама — «новогоднее сокровище». Это небольшой конвертик, в который родители прячут монетку. Смысл подарка таков: родители желают ребенку здоровья, благополучия, удачи в наступающем году. Конвертики украшены изображением того животного, имя которого носит Новый год. Значит, в этом году — собаки.

Сегодня, когда XX век на исходе, в Японии продолжаются перемены, может быть, не столь явные, как после второй мировой войны, но, по существу, возможно, еще более значительные. Семейные пары все чаще предпочитают, чтобы старики, дедушки и бабушки, жили отдельно от них. Молодежь становится более самостоятельной, меньше ощущает свою зависимость от старших. До американского понятия «селф мэйд мэн» («человек, который сам себя сделал») еще довольно далеко, но сдвиги в этом направлении уже имеются. Появились новые строительные материалы -прессованные панели, оконные и дверные рамы из уголкового алюминия, так что картонно-бумажные ширмы уже не определяют облика новых домов. Это меняет стиль отношений между людьми даже в небольших поселениях. Раньше считалось обычным, по самому мелкому поводу войти во двор соседа, чуть-чуть отодвинуть сюдзи и, прокричав формулу вежливого извинения, позвать хозяев. В уголковую дверь с замком и ручкой психологически постучаться сложнее, даже если она и не заперта. Соседи стали заходить друг к другу гораздо реже. Батареи в современных домах делают ненужным старый котацу. Однако если бы котацу был нужен только для обогревания!

Конечно, эти изменения происходят постепенно и не повсюду, но мало-помалу проникают в массы. Но пока амаэ влияет на жизнь японцев, их быт и отношения друг с другом, спрос на котацу (пусть современный, электрический!) теплый, общий котацу — остается.

Сергей Арутюнов, Роза Джарылгасинова, этнографы

Феерия на мысе Ла-Морн

Люди давно пытаются выяснить, какое именно место описано в Библии под названием «Рай». К числу райских относят, то один, то другой уголок Земли, но окончательный вывод так и не сделан. Само же выражение «райский уголок» стало банальностью, расхожим рекламным приемом. Но список соискателей звания не закрыт, и одно из первых мест в нем по праву занимает остров Маврикий.

Под сенью райских кущ

…Первая мысль, которая поражает, когда широко-фюзеляжный «Боинг» выныривает из-под слоя облаков: как велик и страшен океан и как ничтожно мал клочок суши, куда нацелилась многотонная громадина. Немудрено и промахнуться! Но через несколько минут волнение проходит. Внизу разворачивается феерическая картина, и ты уже с нетерпением ожидаешь посадки, предчувствуя встречу с чем-то не совсем обыкновенным.

Сперва взгляд схватывает общий яйцевидный абрис острова, окруженного пенным кружевом барьерного рифа. Потом начинаешь различать темно-зеленые массивы лесов и более светлые прямоугольники обработанных полей и плантаций, желто-белые разливы пляжей и бирюзовые блюдца лагун, черные нагромождения скал, серые ниточки дорог, соединяющих поселения. В свете утреннего солнца краски столь ярки и чисты, что кажется, будто остров явился из пены морской только прошлой ночью и сотворен для радости и счастья человека.

Наверное, подобные же чувства испытывал французский чиновник Бернарден де Сен-Пьер, немало путешествовавший по острову во второй половине XVIII века. Он прославился как автор сентиментального романа «Поль и Виржини», герои которого живут в полной гармонии с природой в уединенной долине Маврикия, вдали от мирской суеты. Идиллический мирок, навеянный картинами Маврикия, представлялся ему чем-то вроде утраченного человечеством рая...