Вокруг Света 1994 № 07 (2646) - [36]

А будущее мое по-прежнему остается неясным. Я уже подумываю, а не использовать ли мне целлофановые пакеты наподобие бутылок с посланиями, которые попавшие в беду, отчаявшиеся мореплаватели испокон веков бросали в море в надежде на помощь. Написав несколько записок следующего содержания: «Нахожусь в крайне отчаянном положении, никаких надежд на спасение... приблизительные координаты... скорость и направление дрейфа... Пожалуйста, помогите... С любовью ко всем, кто это найдет...» — я засовываю их в целлофановые пакеты, привязываю к ним поплавки — куски пенопласта, пускаю по течению и долго смотрю, как их медленно, но верно относит на юго-запад. Как знать, может, кто-то и выловит мои послания — в них вся моя надежда!

15 февраля. День одиннадцатый

Заканчивается вторая неделя моего одиночного скитания по волнам. А помощи все нет и нет. Я провожу часы, оценивая свои шансы и возможности, подсчитывая расстояние, отделяющее меня от главных судоходных линий. Условия на плоту, в общем, неплохие, жить можно, правда, навес по левому борту отчего-то стал протекать. Особенно это чувствуется, когда накатывает большая волна. Я сроднился с плотом — теперь он мне словно закадычный друг. Прошлой ночью нас чуть не перевернуло. Зато сегодня глаз радует безбрежная водная гладь. Солнце припекает изрядно, и я быстро высушиваю все, что намокло. Спасибо тебе, солнце, за тепло, и тебе спасибо, море, за доброту и безмятежность.

В желудке у меня все так же пусто, а от неутоленной жажды вот-вот начнутся судороги. Вода теперь мне снится каждую ночь. Сознание рисует безумные фантасмагории — бесконечные ряды и хороводы пломбиров с орехами, сиропами и фруктами. А прошлой ночью я даже вкушал ароматные бисквиты в горячем масле — но стоило мне открыть глаза, как все это разом исчезло. А сколько времени провел я на «Соло» — разумеется, во сне, — разбирая сухофрукты, пакеты с соками, орехами?.. От проклятого голода нет спасения. Я осматриваю съестные припасы. Консервную банку с бобами так расперло, что она того и гляди взорвется. Я запрещаю себе вскрывать ее — боюсь отравиться, и она с тяжелым, скорбным всплеском падает в воду. От этого звука у меня комок подкатывает к горлу. А из съестного — только полтора кочана капусты да забродивший от сырости изюм в полиэтиленовом пакете. Капустные листья липкие и горькие, и все же, морщась от отвращения, я их ем.

Но вот чудо! Вблизи плота закружила мелкая рыбешка. Крошечные круглые рты и маленькие нижние и верхние плавники, удивительно похожие на руки. Вращая выпуклыми глазками-шариками, рыбешки всей стаей метнулись под плот и принялись тыкаться в днище своими крепкими челюстями. Неужели прокусят днище? Ведь это, как я успел заметить, всеядные спинороги, покрытые твердой, словно панцирь броненосца, чешуей. Спинороги считаются ядовитыми, однако я знал, что некоторые моряки, которые, подобно мне, в одиночку боролись за жизнь в океане и были вынуждены есть все подряд, употребляли в пищу и этих рыб — и все, как ни странно, обошлось. В моем положении тоже выбирать не приходилось, я готов был на все, лишь бы убить голод. А то, не ровен час, я лишусь рассудка, начну есть бумагу и пить соленую воду... Тогда-то мне уж точно придет конец. Пока я об этом размышляю, стайка спинорогов исчезает.

Мало-помалу я замечаю, что начинаю делиться как бы на три сущности — физическую, эмоциональную и рациональную. Для моряка-одиночки разговаривать с самим собой или с воображаемым собеседником — дело обычное. Постепенно ты начинаешь думать и рассуждать как другой человек и обретаешь совершенно новое мировоззрение. Когда мне угрожала опасность или я получал травму, все мои чувства сосредоточивались на страхе, тогда как физически я испытывал боль. Однако инстинкт всякий раз подсказывал, что разум в конце концов возьмет верх и над болью, и над страхом. Со временем я научился управлять не только своими чувствами, но и физическим состоянием. Я стал больше доверять надеждам и мечтам — они были моим единственным убежищем от невзгод. Фантазии, как ничто другое, помогали мне скрасить безрадостное существование.

Так, в вахтенном журнале я, к примеру, пишу: «Вокруг меня снуют и плещутся прекрасные макрели. Одну из них я прошу выйти за меня замуж. Но родители морской красавицы и знать ничего не желают. Я, мол, лицом не вышел. Надо же, думаю, и среди рыб попадаются задаваки, в точности как у людей. Мало того, чудо-рыбки еще уверяют, что впереди меня ждет далеко не блестящее будущее. Что ж, вздыхаю, в этом они, похоже, правы...»

Наблюдать за мечущимися туда-сюда рыбами — жестокое искушение. А в рыбной ловле мне по-прежнему не везет. Не успею я загарпунить рыбину, как она, растреклятая, начинает неистово биться, вспенивая воду, срывается со стрелы и уплывает восвояси.

Но вот после долгих усилий цель наконец поражена — похоже, наверняка. Я подтягиваю гарпун с увесистой добычей. Корифена мечется, как сумасшедшая, и судорожно молотит хвостом по воде. Я напрягаю все силы, пытаясь удержать гарпун на весу, — и вот рыба на плоту. Радости моей нет предела: то, что я продержусь еще дней двадцать, это уж точно.