Вокруг Света 1990 № 10 (2601) - [14]

Вчера видели дерево мопани с листьями в форме бабочки и колючий кустарник нара с крупными сладкими и сочными плодами, которые, созревая, трескаются. В стремлении полакомиться ими мы соперничаем с пустынными животными.

Нам встречаются женщины гереро. Они по сей день одеваются так, как одевались первые прибывшие сюда немецкие колонистки. В начале века из 80 тысяч гереро, восставших против германского владычества и конфискации лучших земель, 65 тысяч были убиты: об этой бойне решили забыть, а женщины продолжают носить длинные, одеваемые одна на другую, юбки, создавая из них самые немыслимые цветовые сочетания, и узкие блузки с длинными рукавами. На голове у них тюрбан, концы которого скручены на лбу в широкий жгут. Это придает еще большую внушительность их монументальным фигурам.

Для такой жары мне показалось такое одеяние не совсем удобным.

Лунные горы в глубине Берега Скелетов приглашают посетить еще одну пустынную зону, где растет одно из самых древних на земле деревьев — вельвичия мирабилис. Полтора тысячелетия ее длинные кожистые, обтрепанные раскаленным песком листья впитывают приносимую ежедневными туманами влагу.

Национальный парк Этоша один из самых крупных в Африке. На территории, равной по площади Швейцарии, бегают, скачут, ползают, прячутся десятки видов копытных, хищников, грызунов... Нарушают природный ритм только люди, белые люди — самые жестокие хищники. Это они, как зверей, вплоть до 30-х годов преследовали бушменов сан, из которых выжили лишь те, кто скрылся в самых недоступных местах.

И все же земля Намибии живет надеждами. Надеждами на то, что люди научатся ладить между собой, добьются гармонии во взаимоотношении с природой.

Яцек Палкевич, итальянский путешественник — специально для «Вокруг света» Перевел с итальянского Алексей Ларионов

Она звалась «Софией»?

В зеркальной воде Ладоги отражалось небо, и по заливу, будто лодки под парусами, плыли облака; они, как и все в этом мире, неторопливо двигались в реку времени — в историю или небытие. На Ладогу я попал случайно, с экскурсией. Но, по-моему, нет ничего более скучного, как ходить в группе, слушать монотонный голос экскурсовода, смотреть на безразличные лица людей, для многих из которых древний Валаамский монастырь — лишь повод погулять ночь на прекрасном теплоходе. Собственно, смотреть в бывшем монастыре давно уже нечего — кругом безрадостное запустение и людская скорбь. Увы.

Так, бродя по острову, я и подошел к заливу, где увидел облака на зеркальной воде, там же увидел уткнувшиеся в берег три полузатонувших судна. Два маленьких и одно большое. «Отслужили свой век»,— подумал я и хотел было идти дальше, но почему-то остановился.

Забраться на палубу большого судна труда не составило. Доски еще не прогнили. Однако все, что оказалось по силам местным «богатырям» сломать, сломали. Никаких надстроек не сохранилось. Разобрали бы и палубу, но просто так толстые корабельные доски не отдерешь, а каких-то, кроме лома и топора, приспособлений на острове нет. Поэтому бросили судно умирать, каким оно есть — полуразрушенным, наполовину затопленным.

«Крепко строили старые корабелы»,— подумал я и решил узнать, как называлось судно. Свесился через борт, пытаясь найти следы надписи. Тщетно. На другом борту — тоже. И корма была безмолвна: сколько ни скреб ржавчину — ничего. Время надежно стерло буквы.

Тогда я обратил внимание на обшивку, на мощную железную броню... Странно, на озерных судах броня вроде бы и не нужна. Конечно, Ладога — море-озеро, штормы здесь ничуть не хуже морских, но зачем железная защита? Не ледокол же.

Спуститься в трюм мешала осенняя вода. Впрочем, там не могло быть ничего интересного. Ни паровой машины, ни кают. В проломах палубы проглядывали лишь перегородки, тоже мощные, основательные: перед ними время и люди оказались бессильными...

Не могу утверждать, что находка на берегу мне запомнилась или, больше того,— что я ее искал. Нет. Но все-таки что-то осело в душе от этой непредвиденной, грустной встречи. Захотелось узнать, откуда морское судно, как оно оказалось на Валааме. И помог в этом случай.

Я готовил статью о великом шведском путешественнике Нильсе Адольфе Эрике Норденшельде, и возникла необходимость в консультации у бывшего начальника Главсевморпути, ныне покойного Василия Федотовича Бурханова, большого знатока истории освоения Севера. Он-то и вспомнил о бумагах, которые хранились в его домашнем архиве.

Вскоре небольшая коричневатая папка оказалась в моих руках, а вместе с ней и история, которую я хочу рассказать. Естественно, историю эту дополнили другие материалы, которые я разыскал в архивах и старинных книгах.

В XIX веке имя Норденшельда гремело не только в Швеции. Этот путешественник, кстати, выходец из России, после удачной экспедиции на Шпицберген, по существу, «закрыл» эпоху географических открытий в Европе: до него ледяной архипелаг на картах помечался лишь белым расплывчатым пятном.

Однако «заветной мечтой» его жизни, так он сам не раз говорил, был проход к Северному полюсу. Но прежде чем рассказать о том, как не осуществилась эта мечта, нужно объяснить, почему она и не могла осуществиться.