Вокруг Света 1990 № 10 (2601) - [16]

А «София»? В Арктику она уже больше не ходила, район ее плавания ограничивался водами Балтийского моря. Однако с каждым годом акватория все сужалась и сужалась. В начале XX века она оказалась на Ладоге, где долго служила как рыболовное судно-база.

В 1930 году «Софию» приобрели монахи Валаамского монастыря, и вряд ли кто из них, с опаской взойдя на борт, догадывался о том, что эта старая, разбитая посудина была когда-то гордостью полярного флота, что она штурмовала льды у берегов Шпицбергена и Гренландии, пробивалась к Северному полюсу...

Вместе с историей Ладоги, с богатой на события жизнью Валаама жила теперь «София». Монахи, как известно, не приняли Советской власти, острова отошли к Финляндии. В тихой монастырской обители тогда все чаще слышалась финская и английская речь. И разговоры велись не только на религиозные темы.

На Валааме разместили лагерь смерти для финских политзаключенных. Пытки, расстрелы соседствовали с молитвами и философскими беседами. Люди генерала Юденича темными ночами приплывали на Валаам и уплывали с него на свои тайные операции. Доставляла их «София».

В 30-е годы на одном из островов работала разведывательная школа, в которой готовили диверсантов для заброски в Россию...

Зимой 1940 года, в лютый морозный день, красный флаг взметнулся над Валаамом. Острова стали советскими. Бывшие хозяева «Софии» бежали, бросив уже ненужное судно у замерзших причалов. До лета так и простоял пароход, связанный канатом с осиротелым берегом.

Потом на острова пришли новые люди, и после недолгого ремонта «София» вновь вышла в плавание.

Вскоре пароход передали в школу юнг, которую открыли на Валааме, видимо, в помещении бывшей разведшколы. Но спокойные учебные плавания, в которых ребята постигали азы морского дела, продолжались недолго. Уже в следующую навигацию юнги приняли боевое крещение. Учеба сменилась войной. Перед «Софией» рвались настоящие бомбы, свистели настоящие пули и снаряды, когда юнги переправляли через Ладогу части отступающей 7-й армии.

С тех пор старая «София» стала работать на Дороге жизни, помогая Ленинграду в дни блокады.

После освобождения города на Неве, в последнюю военную весну, «София» вновь сменила профессию — ее переоборудовали в рыбацкий сейнер. Но суда, как и люди, стареют незаметно, а обнаруживается это сразу, вдруг... Без музыки, без торжественных речей старый пароход завели в тихую гавань, где он, думается мне, стоит и по сей день.

...Если бы я знал тогда, на полузатонувшем безымянном судне, что по этой палубе, возможно, ходил в меховом костюме Норденшельд! Или — что здесь собирались монахи перед выходом на причал монастыря. Или — что в трюме прятались заключенные и диверсанты. Или — что складывали штабелями грузы для голодающих блокадников... Не знаю, изменилось бы что? Наверное, нет. Так уж повелось: «Что имеем, не храним...»

Неужели «София» окончательно погибла?

Может быть, откликнутся ценители старины из Швеции? Может быть, удастся совместными усилиями восстановить памятник не только техники XIX века, но и техники XXI века. Я не оговорился. Новая «София», вполне возможно, станет прообразом судна будущего. Именно будущего: она с двумя двигателями — паровым и ветряным, экологически чистым.

Сейчас на морских дорогах уже появились танкеры, сухогрузы, двигатели которых «усилены» парусной системой. Но ведь такой же была и «София»!

Вполне возможно, найдутся и другие самые неожиданные повороты в долгой судьбе старейшего парохода. Музей, испытательное судно, что еще?..

Но прежде надо убедиться наверняка, что брошенный в бухте полуразвалившийся корабль, который я видел, есть именно та «София». История, приведенная выше, как мне кажется, подтверждает это. И все-таки... Надо убедиться. Поэтому редакция решила совместно с Музеем морского флота организовать экспедицию на Валаам.

В нашем поиске могут помочь и читатели. Хорошо бы записать рассказы юнг, живших на Валааме. Живы монахи — хранители памяти Валаамского монастыря. Живы наверняка и другие участники описываемых событий. Вот бы узнать о них. А от них — о «Софии».

Мурад Аджиев

Клубничные поляны Юлиса

Казалось, город никогда не кончится. Сине-бело-красный вагончик PEP (наземное метро) давно пересек кольцевую автомагистраль вокруг Парижа — официальную границу французской столицы, и катил на юг, а за окном по-прежнему громоздились высотные дома и небольшие виллы, пространство между которыми прорезали дороги и дорожки. Мелькали за окном станции с названиями городков и населенных пунктов, прилепившихся к Парижу, как ракушки к океанскому лайнеру. Похоже, все вокруг было застроено, огорожено, заасфальтировано. Париж, словно гигантский электромагнит, удерживал в своем сверхсильном поле города, людей, машины, поезда...

Я ехал в Юлис, небольшой городок в 30 километрах от Парижа, к своему старому знакомому Бертрану, с которым мы не виделись 18 лет, со времени его первой и единственной поездки в СССР. Начало семидесятых характеризовалось потеплением советско-французских отношений, и у французов было модно проводить отпуск в экзотической стране — СССР, чьи успехи виделись невероятно масштабными, а проживание было сказочно дешевое. Модным стало изучать русский язык, и для любителей русского поездка обходилась еще дешевле — курсы языка получали дотации от Общества дружбы СССР — Франция. Этим тогда и воспользовалась мать Бертрана, Мариша, решив приобщить детей к русской культуре. Вместе с Бертраном она привезла с собой дочь Беатрису.