Вокруг Света 1990 № 09 (2600) - [21]

«Тридцатидвухлетний неприкасаемый Калидас, работающий уборщиком автобусной станции, живет пока еще трудно, но он уверен, что все его восемь детей увидят лучшую жизнь».

В книгах труднейшие проблемы, стоящие перед Индией, не замазывались, скорее наоборот, как бы в противовес газетам, описывались столь подробно и основательно, что у читателя создавалось впечатление, что груз традиций совершенно задавил ростки современности.

Научную литературу я в расчет не беру, ибо круг ее читателей достаточно узок.

В последнее время у Индии появились рапсоды, славословящие идеальную мудрость, гармонию жизни, единение индийцев с природой — некий идеал древнего самобытного пути. Благодаря ему страна вроде бы равно далека от пороков капиталистического Запада и искривлений социализма европейского Востока. Да еще все мы смотрели телевидение и бесчисленные индийские фильмы. Так что каждый из нас открывал для себя Индию на основе сложившихся уже представлений. Для меня, например, уборщик сошел как бы со страниц книги Л. Шапошниковой «Австралоиды живут в Индии». В ней автор — один из крупнейших наших индологов,— убедительно доказывала, что древнейший слой населения страны относился к австралоидной расе; покоренные светлокожими индоарийскими народами, они составили низшие касты. И в других книгах по Индии я читал, что чем выше каста, тем светлее кожа.

Солдаты были светлокожи, с прямыми носами и карими глазами. Уборщик был мал, темен и плосконос.

Брахманы, которых я видел

Все мы слышали о кастовой системе. Гораздо меньше людей представляет себе, насколько она сложна и запутана. Если на вершине «чатурварнья» — «системы четырех варн»— стоит брахман — священнослужитель, за ним следует кшатрий — воин, купец — вайшья, а в подножии пирамиды слуги — шудры, то это еще не значит, что у брахмана больше власти, чем у кшатрия, или больше богатства, чем у вайшьи. Сельского священника на Руси тоже именовали батюшкой и целовали ему руку и князья, и именитые купцы, а мог ли он сравниться с ними влиянием?

Каждая варна полна каст, подкаст и их разновидностей, как ящик комода бельем. И к тому же в систему чатурварнья не входят самые обездоленные — внекастовые, неприкасаемые, занимавшиеся (и занимающиеся) нечистыми с точки зрения индуизма занятиями: уборкой нечистот, обработкой кож, свежеванием падали. Ганди боролся против угнетения неприкасаемых, он сменил это наименование на «хариджаны» — «божьи дети» (хотя теперь оно звучит примерно так же, как раньше «неприкасаемые»). Правительство приняло немало законов, охраняющих их. И, конечно, считать, что все нынешние хариджаны нищи и забиты, столь же неверно, как и то, что брахманы — толсты и богаты.

Кстати, среди брахманов, которых я видел, толстых не было ни одного. Одеты они были в простенькие одноцветные ситцевые юбки-лунги. Я, конечно, имею в виду лиц, в принадлежности которых к высшей касте я уверен.

Это происходило в том случае, когда они работали брахманами.

В храме Шивы в Перуре, что близ города Коимбатор в штате Тамилнад, я узнал от жреца, почти белокожего интеллигентного молодого человека, что служба Шиве в этом храме — его наследственная должность. Тут же будут служить и его дети. Все приношения верующих принадлежат храму, а священнослужители имеют скромное содержание. Тут же работает и его отец. Он познакомил меня со старичком в холстяной юбчонке, и они повели меня к храмовому слону. Он тоже получает содержание от храма, но больше, чем брахман. Слон благословил меня, положив на голову раскрашенный хобот.

В торговом квартале города Бангалор в тесном пространстве среди лавчонок стояло изображение бога Вишну и курились благовония. За загородочкой стоял совсем молодой парень, что-то мелодично напевал и ритмично стучал в маленький барабанчик. Люди бежали мимо по своим делам, но многие останавливались, быстро и деловито сбрасывали сандалии и замирали, склонив головы и сложив руки. Парень окуривал их дымом, опускал ложку в алюминиевый бидон и наливал в сложенные лодочкой ладони молоко. Выпив его и бросив на тарелку пару монет, люди поддевали большим пальцем петлю сандалий и мчались дальше.

Этот парень тоже был брахманом.

Совсем уж несерьезного брахмана я увидел в уличном подземном переходе. Это вообще был мальчишка лет тринадцати, голый торс его пересекал шнур дважды рожденного. Примостившись на ступеньках, он пристроил пластмассовую статуэтку слоноголового бога Ганеши, зажег сандал на тарелке и неустоявшимся голосом призывал к чему-то верующих. При этом он помахивал пучком павлиньих перьев и, как мне показалось, норовил хлестнуть ими почувствительнее тех, кто шел, не обращая на него внимания. Таких было большинство. Но никто при этом не выражал неудовольствия. Некоторые, впрочем, клали на тарелку монеты.

Что же касается других брахманов, занятых гражданскими, так сказать, делами, то о их касте нужно было догадываться. Спрашивать в современной Индии у образованного и прогрессивного человека о его (или еще чьей-нибудь) касте — не принято. Разве что в научных целях, оговорив их предварительно. Правда, мне показалось, что брахману не так уж неприятно, если его спрашивают — не брахман ли он?