Вокруг Света 1990 № 09 (2600) - [20]

Мишель Фадуль приезжал не так давно на Международную конференцию министров спорта. Ему вручили в Москве почетный диплом ЮНЕСКО за активное участие в развитии физической культуры на Африканском континенте. Оранжевые майки с коричневой надписью «Фадуль» знакомы всей Западной Африке.

Он родился в Бамако. Учился в Ливане и Франции. Три года преподавал математику в бейрутском колледже. В 1966 году перебрался в Уагадугу. Начал с прогоравшей конфетной фабрики — вскоре она стала приносить прибыль. Дальше — еще несколько назначений на «горящие объекты». А результат все тот же. И мсье Фадуля стали величать «спасителем гибнущих предприятий». Так он ворвался в высший свет буркинийского бизнеса. Можно не сомневаться, что здоровье фирмы, носящей имя человека с такой репутацией, с филиалами во многих и не только африканских странах безупречно.

В судьбах буркинийских миллионеров много общего. Отвечая на вопросы корреспондента журнала «Сидвая — магазин», они как будто бы сговорились. Спят ровно столько, чтобы выспаться. Развлечение одно — работа. В течение всей жизни — ни одного отпуска, если не считать болезней. Уважение к покупателям. «Клиент — король, он кормит». «Жульничества в коммерции не бывает, есть профессия — воровство». «С дурной репутацией не стать коммерсантом». Работали, кормили себя и родственников с детства. Никогда специально коммерции не обучались — все познавалось на практике. Это — правило. (И как у настоящего правила есть одно блестящее исключение — Мишель Фадуль, но ведь он — не африканец). Пробились в люди из крестьян. В порочащих связях замечены не были. И, может быть, недаром местная печать их называет «образцовыми буркинийцами» и приводит в пример подрастающему поколению.

Жизнь миллионеров-работяг — язык не поворачивается сказать «толстосумов» или «денежных мешков» — демонстрирует две неопровержимые истины. Во-первых, отдельному человеку под силу пройти огромный путь, если он инициативен. Во-вторых, гораздо труднее придать такое ускорение обществу в целом, если оно не опирается на множество частных инициатив своих граждан. Судите сами, около 90 процентов буркинийцев заняты в аграрном секторе, где немалую часть составляют мелкие натуральные хозяйства.

А как же искусство вежливо торговаться при современной-то экономике? Так ли это важно?.. Буркинийцы уверены, что невозможно создать жизнеспособной экономики без культуры торгового общения, умения вести дела, идти навстречу друг другу.

В Буркина-Фасо говорят: «Не приучайте корову питаться термитами. Наступит день, ее рога застрянут в термитнике. Чтобы освободить корову, придется сделать ей больно — отрубить хвост. Ошалелая, она разворотит термитник, чтобы не быть заживо обглоданной. Вы спасете корову, дающую молоко вашим детям, но зачем было подводить ее к термитнику?» Действительно, зачем?..

Сергей Кондаков Буркина-Фасо

Меня благословил слон

Мы вылетели морозным вечером и всю ночь летели навстречу солнцу, а утром вышли из самолета в ослепительный и жаркий индийский день. Утро было еще на наших часах, а здесь из-за трехчасовой разницы пылал день. И это было единственным, что я мог заметить сразу, ибо ничего специфически индийского не было в длинном коридоре, куда мы попали сразу из самолета и по которому шли в зал пограничного контроля.

Раджпуты и австралоид

Но редко стоявшие в коридоре солдаты с тяжелыми длинными винтовками были, несомненно, индийскими — плечистые, черноволосые, смуглые, в форме английского образца. В зале за перегородкой сидели такие же военные и, получая паспорта, набирали данные на клавиатуре компьютеров.

Зазвонил телефон. Капрал оторвался от клавиш, поднял трубку и четко произнес, раскатывая твердое «р»:

— Корпорал Чопра. Кэптэн Чопра? Йес, сэрр!

И, повернувшись, крикнул:

— Кэптэн Чопра, сэрр!

Подошел капитан Чопра и очень офицерским движением взял трубку:

— Кэптэн Чопра.

Он молодцевато глядел поверх наших голов и время от времени кратко бросал:

— Йес, сэрр! Йес, сэрр!

И лишь один раз на хинди:

— Ача, сэрр! Хорошо, сэр!

И положил трубку. Было очень приятно слышать этот разговор, в нем было что-то чуть ли не от киплинговской Индии: английская речь на индийский лад с этим раскатистым «р», даже известное из рассказов слово «ача», которое можно перевести и как «хорошо», и как «слушаюсь».

Военные были очень похожи на тех раджпутов — представителей воинской касты, как я их себе представлял. Кроме них, в зале был только один еще индиец: маленький, в рабочем мешковатом комбинезоне, почти чернокожий, с плоским носом и курчавыми спутанными волосами. Он стоял у входа в туалет, где, судя по всему, работал уборщиком, и махал нам рукой.

Не знаю, обратили ли внимание мои спутники (а нас была целая делегация по культурному, обмену) на разницу между уборщиком и пограничниками, но я-то ее отметил сразу, ибо с этих мелочей и начиналось мое знакомство со страной, известной лишь по литературе,— узнавание усвоенного.

Об Индии пишут много и разнообразно. Существуют как бы два уровня: в широкой печати и в книгах. Считалось, что если страна дружественная, то и происходят там события прогрессивные и положительные, а проблемы и трудности существуют лишь со служебным наречием «пока». Отмахнуться от проблем совсем было невозможно, слишком долгие тысячелетия они копились, но хорошим тоном считалось писать примерно так: