Вокруг Света 1990 № 02 (2593) - [39]

Что они говорят? Я кружусь в лучах солнца, словно колесо, невидимый и неторопливый, золотистый и неутомимый.

— Что это тут?

— Колодец!

— Да ну!

— Ну-ка? Точно!

Приближается что-то теплое. Над зевом колодца склоняются три объекта, и моя прохлада поднимается к ним.

— Ух ты!

— Думаешь, там хорошая вода?

— Увидим.

— Эй, кто-нибудь, принесите склянку и шпагат.

— Я принесу.

Звук бегущих шагов. Удаляющихся. Теперь приближающихся.

— Вот.

Я жду.

— Опускаем. Легонько.

Склянка, поблескивая, медленно опускается на шпагате. Вода подернулась мелкой рябью, когда склянка коснулась ее и наполнилась. Я поднимаюсь в теплом воздухе к жерлу колодца.

— Вот. Хотите отведать этой водицы, Риджент?

— Давайте.

— Что за чудесный колодец! Взгляните, как он устроен.

Сколько ему лет, как вы думаете?

— Бог знает. Когда мы вчера сели в том, другом, городе, Смит сказал, что уже десять тысяч лет как на Марсе нет жизни.

— Подумать только!

— Ну что, Риджент, как водичка?

— Чистый хрусталь. Выпей стаканчик.

Плеск воды на солнцепеке. Теперь я плыву буроватой пылью на легком ветерке.

— В чем дело, Джонс?

— Не знаю. Ужасно заболела голова. Ни с того ни с сего.

— Ты еще не пил эту воду?

— Нет. Дело не в ней. Я просто склонился над колодцем, и голова вдруг стала раскалываться. Но сейчас уже лучше.

Теперь я знаю, кто я.

Мое имя — Стивен Леонард Джонс, мне двадцать пять лет, и я только что прилетел в ракете с планеты под названием Земля. А теперь стою с моими добрыми друзьями Риджентом и Шоу возле старого колодца на планете Марс.

Я смотрю на свои золотистые пальцы, загорелые и крепкие, оглядываю свои длинные ноги и серебристую форму, оглядываю моих друзей.

— Что случилось, Джонс? — спрашивают они.

— Ничего,— говорю я, глядя на них,— ровным счетом ничего.

До чего же вкусна пища! Я не ел уже десять тысяч лет. Пища нежно ласкает мой язык, а вино, которым я запиваю ее, согревает. Я слушаю голоса. Я составляю слова, которых не понимаю и все же как-то понимаю. Я пробую на вкус воздух.

— В чем дело, Джонс?

Я склоняю набок эту свою голову и опускаю руки, которые держат серебристую емкость с пищей. Мне доступны все ощущения.

— О чем вы? — спрашивает этот мой голос. Это моя новая штуковина.

— Ты странно дышишь, с покашливанием,— говорит второй человек.

— Может, начинается легкая простуда,— заявляю я.

— Потом пойдешь к доктору, обследуешься.

Я киваю головой, и кивать приятно. Приятно сделать хоть что-нибудь спустя десять тысяч лет. Приятно подышать воздухом и почувствовать, как солнце прогревает плоть, все глубже и глубже. Приятно ощутить твердую кость, тонкий скелет в согревшейся плоти, приятно слышать звуки гораздо яснее, гораздо ближе, чем там, в каменных глубинах колодца. Я сижу как зачарованный.

— Очнись, Джонс. Вставай. Надо идти.

— Да,— отвечаю я, завороженный тем, как слово рождается на языке, как оно медленно и красиво падает в воздух.

Я иду. И идти приятно. Я выпрямляюсь и смотрю на землю. Она далеко от глаз и от головы. Как будто живешь на прекрасном утесе.

Риджент стоит у каменного колодца, глядит в него. Остальные, бормоча что-то, ушли к серебристому кораблю, из которого они появились.

Я чувствую свои пальцы и ощущаю улыбку у себя на губах.

— Он глубокий,— говорю я.

— Да.

— Он называется Колодец Душ.

Риджент поднимает голову и смотрит на меня. — Откуда ты это знаешь?

— А что, разве не похоже?

— Я никогда прежде не слыхал о Колодце Душ.

— Это место, где все ждущие, те, кто раньше имел плоть, ждут и ждут без конца,— говорю я, касаясь его руки.

Песок — огонь, а корабль — серебряный огонь в дневном зное. И чувствовать зной приятно. Звук моих шагов по твердому песку. Я слушаю. Шум ветра и гул солнца, жгущего долины. Я вдыхаю запах кипящей в полдень ракеты. Я стою под люком.

— Где Риджент? — спрашивает кто-то.

— Видел его у колодца,— отвечаю я.

Один из них бежит к колодцу.

Я начинаю дрожать. Тихая трясучая дрожь, затаившаяся глубоко внутри, становится все сильнее. И я впервые слышу его, как будто он хоронился вместе со мной в колодце: глубоко внутри кричит голос, тонкий и испуганный. Голос кричит: «Отпусти меня, отпусти меня»,— и такое чувство, будто что-то рвется на волю; хлопают двери в лабиринте, что-то бежит по темным коридорам и переходам, слышатся крики.

— Риджент в колодце!

Люди бегут. Я бегу с ними, но мне дурно, и дрожь буквально неистовствует.

— Наверное, он упал. Джонс, ты был здесь с ним. Ты видел? Джонс? Ну, говори же, парень!

— В чем дело, Джонс?

Я падаю на колени. Как же сильно меня трясет!

— Он болен. Эй, помогите-ка поднять его.

— Это солнце.

— Нет,— бормочу я,— не солнце.

Они укладывают меня на спину; судороги похожи на подземные толчки, и голос, спрятанный глубоко во мне, кричит: «Это Джонс, это я, это не он, это не он, не верьте ему, выпустите меня, выпустите меня!» И я смотрю вверх на склоненные фигуры и моргаю. Они касаются моих запястий.

— У него сердце частит.

Я закрываю глаза. Крики стихают. Дрожь прекращается. Освобожденный, я поднимаюсь, будто в прохладном колодце.