Вокруг Света 1989 № 09 (2588) - [3]

Впрочем, пиджак я снимал напрасно. «Управятся сами,— распорядилась старшая из женщин и добавила: — Да и занятие-то женское...»

Она стояла поодаль в расстегнутой душегрейке без рукавов. На ней был традиционный семейский костюм, предписанный обычаем для ее лет и ее положения матери замужних дочерей. Насколько уместен был на этой улице, в этой ситуации и в ее возрасте темный сарафан из тяжелого шелка с тисненным рисунком в цвет ткани, черная кофта с присборенным рукавом, неяркий платок и длинный чистый передник (запон, как говорят семейские) из однотонного сатина с серой лентой над подолом. Анна Филипповна (так отозвалась она на вопрос об имени-отчестве) была явно довольна и ладной работой дочери, племянницы, невестки и внучки, и теплым погожим днем, и даже возможностью высказаться перед пришлым человеком, хотя в тоне ее нарочитой любезности не было:

— Красимся вот. Легче, чем дресвою-то мыть. А сейчас все так. Дома-то какие разноцветные стоят! Бравенькие! Хоть эшелон краски привези — враз раскупят. Дефицит! — легко обошлась она с новомодным словом.— Да и весело красить-то. Бравенько, коли много баб в семье. Вот и мои развеселились. Что значит, работать семей но,— вдруг сменила она тему.— Не часто так удается. Живем все в одной деревне, а как поженились дети, у всех свои дома. Мы, старые, теперь для них вредные стали. Требовательные.

Щемящая нота, зазвучавшая в разговоре, странным образом не мешала возникшему чуть раньше ощущению праздника. Но и не исчезала. И потом в самые яркие моменты деревенского гулянья возвращалось ко мне это предостерегающее чувство тревоги...

Основные события между тем разворачивались на колхозном стадионе, зеленая лужайка которого как бы объединяла и кирпичную среднюю школу, и бревенчатый сельский клуб. Молодежь соревновалась в беге и прыжках. Но зрители в основном сгрудились вокруг утрамбованного пятачка с беленым бортиком, где местные силачи поднимали двухпудовую гирю. Окружающие хором вели подсчет. Желающих было много. И результаты были неплохие. Но без блеска. Крупные парни были сильны, да увалисты, не вышколены. Это особенно стало видно, когда в круг вышел настоящий спортсмен, школьный учитель физкультуры. В узком трико, стройный, ни грамма лишнего веса, он ритмично взбрасывал гирю, и мышцы не вздувались буграми, а плавно змеились на его плотном торсе культуриста. В толпе началось какое-то шевеление. Коренастого малого в светлом «выходном» костюме дружки настойчиво проталкивали вперед. Он сопротивлялся, но как-то вяло. А оказавшись в первом ряду, сбросил пиджак и как был — в коричневых полуботинках, шевиотовых брюках и розовой импортной рубашке, взялся за двухпудовик.

— Выступает шофер Сергей Хромых,— объявил для порядка судья. Но спортивный ритуал был уже скомкан. Словно на старинной ярмарке зрители выставляли своего силача против «казенного атлета». Парень потетешкал гирю, как бы прилаживаясь к весу, и стал быстро-быстро двигать ею вверх-вниз. По вздувшимся мышцам шеи было видно, что ему трудно. Но лицо оставалось безмятежно спокойным и выражало только полное пренебрежение к тем пустякам, которыми пришлось заняться. Чем бесстрастнее орудовал силач, тем азартнее вели подсчет зрители. Но парень, видимо, не интересовался призом. Подняв гирю ровно столько же раз, что и учитель физкультуры, он разжал пальцы. Гиря без отскока вдавилась в землю. А сам он, накинув пиджак, растворился в толпе. Как того требовал старинный канон русской ярмарки: самый сильный отказывался от победы, чтобы — «никому не обидно!».

Тем временем на футбольном поле появилась сцена — тракторный прицеп с опущенными бортами. Люди вынесли из клуба скамейки и стулья и теперь рассаживались, как на завалинках, теми же компаниями, с теми же разговорами и в тех же позах. Повсюду вихрастые детские головы, уже успевшие выгореть на солнце. Важно, как именинники, прогуливаются мальчики и девочки в ярких семейских нарядах. Это «Родничок» — детская группа Большекуналейского семейского народного хора. Старинный покрой стесняет детские привычки. Длинный передник-запон требует повышенного внимания. Косоворотки торчат колом, словно необношенная школьная форма... Но всякая неловкость в движениях бесследно пропадает на сцене. Ведут ли ребята хоровод, распевая: «Ты, медведюшко, мой батюшка, ты не тронь мою коровушку», бьют ли дроби или пускаются вприсядку, как того требует сюжет народной игры, отдаленно напоминающей древнее заклинание против зверя, их жесты и позы столь органично соответствуют красочным одеждам, что, кажется, одно без другого было бы и неуместно и нелепо.

Всплывает в памяти давний теоретический тезис этнопсихологии: «В народном костюме, его символике, силуэте, цветовой гамме выражаются наследуемые психо-физиологические основы культурной традиции». Всплывает — словно только сейчас его осознал. Откуда эта острота чувств? Может, от того, что обычно видишь либо музейный манекен в старинном уборе, либо аляповатую поделку «а ля рюс» на эстраде, либо живую деревенскую пляску с частушками, но в кримпленовых платьях. А тут все один к одному. И традиция, и исполнители, и костюмы. Ведь подумать только: в Большом Куналее колхозный быткомбинат имеет специальных мастеров для пошива традиционной одежды. Заказчики, особенно пожилые, очень придирчивы, обычая придерживаются строго. Так что на ребятишках костюмы были самые что ни на есть «фольклорные». И притом— «как шьют и носят сегодня».