Вокруг Света 1989 № 09 (2588) - [15]

Чуть зазевайся — все зарастет вмиг ежевикой, терновником, лианами. Вечером выйдешь — «бездна, звезд полна», кружатся над домом летучие мыши, шуршат в траве ужи, непуганый олененок неспешно переходит от одной купы деревьев к другой, кричит какая-то странная птица, а лисица крадется к курятнику мадам Бизье. В домах уже долдонят телевизоры, а моя дочка, дослушав перед сном сказку с музыкой Чайковского, уже сама нажала на клавишу кассетника. И вот я, набрав поленьев в сарае, дохожу до порога, ежусь, смотрю на звезды и думаю: боже, в какую глушь меня занесло на старости лет.

Но живут ведь и здесь люди. Их я и обхожу в день приезда. Здороваюсь.

Первый визит — семье Морон. У них я и молочка заодно куплю — парного, пахнущего луговою травой (по двугривенному литр, если по курсу, а если б у меня была зарплата — еще бы вышло дешевле, но у меня только немножно карманных денег — по курсу), у Моронов коровы и телята, всего сотня голов, а управляются они вчетвером — мадам Морон с мужем, ее свекр и свекровь. Впрочем, старики сдают год от года. Неудивительно, что у молодой хозяйки не остается на себя ни минуты времени, от темна до темна (она еще и в десять вечера доит) возится с коровами и телятами, а муж, перескакивая с трактора на трактор, пашет, сеет, убирает кормовые, гоняет скот и т. д. и т. д. У мадам Морон, кроме того, еще куры, индейки, кошки, собаки, на ней дом и двое детей. Я вижу ее всегда в одном и том же замурзанном сарафане (новый сарафан стоит копейки, но, видно, подумать об этом некогда). Она, наверное, годами не видела себя в зеркале и не знает, что у нее уже год как начала расти борода. Соседи очень рады, когда мы с дочкой приезжаем (на велосипеде) за молоком. Я рассказываю им про далекую страну Россию, про экзотический Таджикистан, а дочка с неизменным успехом исполняет песенку «Цыпленок жареный» на смеси французского с нижегородским. Пока болтаем — у них вынужденный отдых. Я спрашиваю у супругов, когда они в последний раз ездили в отпуск. Оба не могут припомнить Я представляю себе, что по вечерам им еще нужно заниматься бухгалтерией — выяснять отношения с банком и магазинами; подсчитывать, что нужно купить, какую технику, какую химию; надо посмотреть рекламы, надо перебрать счета... Старший их сыночек Алэн подрос у меня на глазах, ему уже двенадцать, он обожает коров и сельскую работу, с девяти лет уже управляет трактором. Он готов работать весь день, но его пока мучают в школе, где Алэн проводит по два года в каждом классе. Сперва я дарил ему французские детские книжки нашего издания и только потом догадался, что читать его еще так и не научили. Все бы ничего, да вот как он будет потом тащить всю эту семейную бухгалтерию?

Богаты ли Мороны? Трудно сказать. Конечно, и земля, и дома, и коровы, и их полдюжины тракторов стоят миллионы. Однако, чтобы не прогореть, они должны вот так работать, от темна до темна. Да они и привыкли к этому, не могут иначе. Проблемы их в другом — они производят слишком много молока. Государство готово им платить отступного, платят уже за каждый литр непроизведенного, ненадоенного молока. Немного, конечно, но все же платят, в виде премии, скажем, восемь копеек за литр (по курсу опять же, если считать, что франк — это гривеник). Потому что все страны Общего рынка производят молоко, да еще столько молока, а куда же его девать? Точно так же дело обстоит в Европе и со свининой, и с маслом, и с фруктами... Оттого они и спорят в Брюсселе до обморока, министры стран Общего рынка: кому перестать выращивать оливки, отказаться от апельсинов, кому завязать с молоком и мясом. Спорят, но договориться не могут.

Всегда в курсе всех этих споров другой мой сосед — Гастон Бизье. Он вообще многим интересуется. Иногда он сообщает мне, что, кажется, моя страна купит у них зерно — вот было бы здорово! Он часто рассказывает, что у него даже был однажды наш трактор ЧТЗ. Не сейчас, конечно, на заре туманной юности,— сейчас-то у него огромный «Джон Диэр» и еще какие-то итальянские — с двухэтажный дом высотой, со стеклянной крышей. Два его сына работают с ним, да и безземельные соседи помогают, те, что живут в бывшей школе (есть такая семья на хуторе).

Бизье продает сидр туристам и участвует в праздничных церемониях в соседнем городке, где ему было пожаловано звание магистра и кавалера сидра. Во время этих праздников вся его семья облачается в оранжевые, как у буддийских монахов, мантии.

Любопытствующий Гастон собрал у себя на пашне богатейшую коллекцию каменного оружия.

Однажды он, таинственно подмигнув мне, извлек откуда-то пачку акций Московско-Петербургской железной дороги.

— Тут у многих такие есть,— сказал он.— В английских газетах был слух, что выплатят. О-о, Горбатшов!

Я дружу с его сыновьями. Старший окончил частный (католический) сельскохозяйственный коллеж и теперь там же преподает. Младший, огромный, толстый, как Пантагрюэль, бросил школу, когда оттуда ушел его любимый учитель. Не захотел привыкать к новому. Ему вообще нелегко знакомиться с чужими людьми. Я не думаю, чтобы он когда-нибудь бывал в кино или на танцах. Вот тебе и француз! Вечерами читает, смотрит телевизор или спит. Нас с дочкой он встречает лучезарной улыбкой.