Вокруг Света 1989 № 02 (2581) - [41]

Сейшельская пальма — величественное растение, возносящее свою крону на высоту более тридцати метров. Старейшие пальмы доживают до восьмисот лет. А зацветают впервые в возрасте тридцати лет. Орехи сейшельских пальм зреют долго — шесть-семь лет, и весят основательно — килограммов по пятнадцать, а бывает и двадцать пять. Пальма эта — двудомное растение, и орехи вызревают только на женском дереве. Сейшельцы изобразили женскую пальму на своем государственном гербе. Мужское дерево выше женского и в период цветения выбрасывает красноватый початок, усеянный небольшими цветами.

Те женские пальмы, что мы увидели в Ботаническом саду, были невелики. Можно было даже пощупать свисающие на стебле орехи всех степеней созревания — от небольших, с кулак величиной, до солидных, весом явно более десятка килограммов.

Очевидцы, побывавшие на Праслене, вспоминают зеленый полумрак в рощах сейшельских пальм. Огромные листья загораживают почти весь свет, и внизу под деревьями душно и сыро. Глубокая тишина леса лишь иногда нарушается резким шорохом листьев. Здесь практически нет птиц, но, если повезет, можно услышать голос черного попугая.

Идем дальше. Вот у дорожки кустарник с ребристыми желтыми плодами. Уж не их ли я видел на рынке?

— Карамболь, — поймав мой взгляд, говорит нам ботаник.— Попробуй, они вкусные.

— А ты пробовал?

— Конечно, много раз. Да вон на рынке их продают кучами.

Я срываю один плод — не очень-то удобно делать это в Ботаническом саду — и пробую. Он приятного кисло-сладкого вкуса.

Рядом стоят трех-четырехметровые растения без листьев — сплошное, цилиндрической формы, переплетение колючих довольно толстых стеблей или побегов. Как свидетельствует надпись, один из молочайниковых с Мадагаскара.

Проходим под кронами «пушечных деревьев», увешанных плодами, напоминающими ядра. Если такое ядрышко величиной почти с футбольный мяч грохнет по голове, то вряд ли поднимешься...

Над деревьями то и дело проносятся летучие лисицы, крупные представители рукокрылых. Размером они побольше вороны, летают легко и быстро. Мне удалось вблизи рассмотреть и даже потрогать этих зверьков в клетке у одного из частных домов. Шерстка рыжая, крылья черные, а голова действительно напоминает лисью.

Подходим к «Саду орхидей», как гласит вывеска. Платим несколько рупий. В небольшом садике с декоративными изгородями, низкими каменными стенками орхидеи то ниспадают с подставок, то обвивают бамбуковые колья.

Орхидеи были хорошо известны еще древним грекам, которые считали их лекарственными растениями. В Китае знали их более тысячи лет назад и уже умели культивировать. Под кистью мастеров орхидеи расцветали на китайском фарфоре и шелке. В Новом Свете ацтеки изображали их в своих травниках. В Европу первые орхидеи попали в конце XVI — начале XVII века и поразили даже знатоков красотой и изысканностью оттенков. За отдельные виды платили огромные деньги, вспыхнула настоящая «орхидейная лихорадка». Цены на прекрасные заморские цветы росли еще и оттого, что орхидеи не умели размножать семенами. Чтобы добыть чудесные цветы, в тропические джунгли посылали экспедиции. Бывало, что кто-то возвращался из них богачом, а кто-то умирал от болезней. Впрочем, это не останавливало искателей.

В начале XX века научились размножать орхидеи семенами. Сейчас издаются специальные журналы по орхидеям, собираются международные конференции, устраиваются выставки и присуждаются премии. В Ботаническом саду на Маэ собраны, конечно, не все орхидеи мира, но такое разнообразие редко где можно встретить. Лиловые, розовые, белые, кремовые нежнейших тонов, зеленовато-желтые, сиреневые, коричневатые... На основной цвет лепестков мазками наложены крапинки, пестринки, волнистые линии. Тончайшие переходы цветов, полутона...

Надвигаются сумерки. Пора возвращаться на корабль. Минуем небольшую аллею слоновых пальм, переходим по мостику водоем, сплошь заросший крупными лилиями. Вот уже и главная аллея. Выходя, оглядываюсь на сад. Его уже затянуло вечерней пеленой.

Окончание следует

Александр Тамбиев, кандидат биологических наук

Сейшельские острова

Рушниковый свет Неглюбки

В старом русском селе Святске по воскресным дням, сколько помню себя, шумели базары и ярмарки. С рассветом стекался сюда народ со всей округи — кто на скрипучих подводах, кто на автомашинах, а больше — пешком. Из соседних белорусских весок ехали бондари с бочками; из дальних украинских сел — гончары с высокими возами, уставленными горшками да кувшинами. А из русских деревень крестьяне везли груды яблок и огурцов, меды в бочонках... Все, чем богата округа, можно было найти на ярмарке.

Люди ехали на ярмарку, как на праздник, ехали в лучших своих нарядах. Самые яркие были, как мне казалось, у женщин из белорусской деревни Неглюбка. Что домотканые юбки да кофты, что горжеты да поневы, что платки-хустки — все в орнаментах и узорах. Смотришь — и глаз отвести не можешь.

С полудня ярмарка шла на убыль. Народ, усталый и довольный, слегка раздобревший после магарыча, которым обычно скреплялась любая, даже самая незначительная сделка, под гармонь, с песнями разъезжался по округе. Стихал понемногу людской гомон, на глазах пустела ярмарочная площадь. И становилось чуточку грустно от того, что этот разноголосый, разноликий, разноцветный праздник так быстро отгомонил и отцвел.