Вокруг Света 1986 № 12 (2555) - [13]

Мысль была рискованная, но заманчивая. Она все возвращалась и наконец полностью завладела Октябрьским. Тральщик, который должен был встретить эскадру, затерялся в тумане, значит, надо поставить головным, скажем, лидер «Харьков» и, когда туман начнет рассеиваться, всем кораблям лечь в кильватер. Главное — пройти опасный минный район на подходе к береговому фарватеру у Балаклавы, а там по береговым ориентирам можно выйти к мысу Фиолент и лечь курсом на Херсонесский маяк... Рассудить — все просто. Но как получится?

Был уже совсем день, когда туман начал редеть. Это заставило Октябрьского поторопиться отдать нужные распоряжения. И вот призраками заскользили громады кораблей в белой мгле — лидер «Харьков», крейсеры «Красный Кавказ» и «Красный Крым», эсминцы «Быстрый», «Незаможник». Облегченно вздохнули, лишь когда обогнули мыс Херсонес и легли курсом на Инкерманский створ. Почти дома...

И тут взметнулся неподалеку первый белый фонтан.

Октябрьский знал, что сейчас, в эту минуту, артиллеристы уже наносят на планшеты место немецкой батареи, открывшей огонь по кораблям. Но знал также, что немцы постараются не упустить возможности помешать кораблям прорваться в бухту, и потому к первой батарее будут присоединяться все новые. Знал он и то, что командующий ВВС генерал-майор Остряков поднял в воздух все имеющиеся самолеты, поставив перед ними задачу — не ввязываться в бои с истребителями, а делать только одно: всеми силами мешать бомбардировщикам выходить на корабли. Но хорошо, если немцы не успеют поднять все свои самолеты, которых у них не в пример больше. Как бы там ни было, медлить не следовало, и он отдал распоряжение ускорить движение и даже в бухту входить, не снижая скорости.

Это была величественная и грозная картина, какой никто еще не видел с начала обороны Севастополя. Потому что никогда еще за последние месяцы эскадра среди белого дня не входила в бухту. Гул воздушных боев, разгоравшихся в блеклом, затянутом несплошной облачностью небе, треск сотен зенитных орудий и пулеметов, глухие утробные взрывы снарядов и бомб, рвущихся в воде. Пенные буруны идущих на полной скорости кораблей среди вздымающихся и опадающих белых столбов воды. Концевой «Незаможник» то и дело совсем исчезал за частоколами этих гигантских всплесков, но и ему каким-то чудом удавалось избежать прямых попаданий. Все это смешивалось с отдаленным вибрирующим гулом непрерывного боя на Мекензиевых горах, откуда до бухты было всего несколько километров.

Плотная вуаль дымовой завесы затянула бухту. Но самолеты все ревели где-то совсем низко, и в какой-то миг Октябрьский увидел громадные, как бочки, авиабомбы, падающие прямо на крейсер. Невольно втянул голову в плечи. Корабль дернулся раз и другой: две бомбы рванули близко по правому борту, две другие — по левому. Это было везение, каким не часто балует фронтовая судьба. Но почему самолет, не видя крейсера, так точно вышел на него? И тут же Октябрьский понял: потому что над низко стелющейся дымовой завесой видны мачты. Он дал команду кораблям рассредоточиться, каждому идти к заранее обусловленному месту швартовки и сразу почувствовал, как «Красный Кавказ» начал забирать влево: командир корабля знал Северную бухту, как свою каюту.

В стелющейся дымной пелене Октябрьский увидел небольшой катер, идущий наперерез крейсеру, и догадался: не выдержали командующие, мчатся навстречу. Катер ошвартовался на ходу, и по сложному выражению лиц поднявшихся на палубу контр-адмирала Жукова, генерал-майоров Петрова и Моргунова, выражению, в котором были и тревога, и облегчение, и радость, понял Октябрьский, как нелегко им тут было все эти дни, как ждали они помощи, какую надежду возлагают на доставленные подкрепления.

Сухарная балка, где разгружался «Красный Кавказ», была, пожалуй, самым безопасным местом всей Северной бухты — крутые обрывы создавали мертвое, не простреливаемое вражеской артиллерией пространство. Но бойцы 79-й морской бригады, прибывшей на этом корабле, не медлили с разгрузкой. Можно было залюбоваться, как стремительно скатывались они по трапам и исчезали на берегу, словно врастали в белые скалы. Специально выделенные люди сразу же уводили подразделения бригады на исходные рубежи.

Адмиралам и генералам некогда было любоваться разгрузкой; на том же катере они пересекли Северную бухту, вошли в Южную и высадились на бетонный пирс возле входа в казематы флотского командного пункта, где был и штаб СОРа — Севастопольского оборонительного района. Здесь, в глухой тишине подземелья, где даже шепот казался слишком громким, командующий сухопутными войсками Петров, командующий береговой артиллерией Моргунов и подъехавший позднее командующий ВВС Остряков докладывали Октябрьскому о непрерывных атаках, бомбежках, массированных обстрелах, об упорном стремлении противника прорваться, проломиться, хоть просочиться через нашу оборону.

В этот самый час противник массой пехоты и танков навалился на совсем истаявшие полки кавдивизии, в каждом из которых не насчитывалось и сотни бойцов. «Держимся и будем держаться»,— заверил штаб сектора командир 149-го кавполка подполковник Калужский. А через несколько минут он был опрокинут очередью из танка, прорвавшегося на КП дивизии. Сам комдив полковник Кудюров встал к противотанковой пушке, заменив убитого наводчика. И он таки достал ближайший танк. Но следующий достал его, прямым попаданием растерзав и орудие и комдива. Бойцам удалось отсечь пехоту от танков, и это предопределило провал немецкой атаки. А потом на почти опустевший участок обороны были переброшены разведбат 95-й дивизии и саперный батальон, и оборона не рухнула. Держал свои позиции снова оказавшийся в окружении, совсем обезлюдевший полк Дьякончука. С трудом, но все-таки отбивали атаки чапаевцы, моряки 8-й бригады...