Вокруг Света 1986 № 07 (2550) - [34]

— А что, если проскочили бы в глубь моря Росса, где лед молодой...

Валентин не дал договорить.

— Нас ждал длиннющий дрейф.

Здесь у берегов крепчайшие морозы, могли бы мы намертво вмерзнуть в лед.

— А ледокол осилил бы эту зону смерзшегося льда?

— Мог... Но мы и сами смогли бы дотянуть до октября — ноября, а там двинулись бы своим ходом. Конечно, если бы у нас было топливо.

— И что тогда?

— В этом случае «Михаил Сомов» задержался бы и не смог участвовать в новой антарктической экспедиции, в которой он сейчас находится...

О том, что готовится спасательная экспедиция на ледоколе, впервые я узнал в Ленинграде, в Арктическом и Антарктическом научно-исследовательском институте.

С этим институтом меня связывает многое: полеты с высокоширотной «прыгающей» экспедицией, научные дрейфующие станции... Здесь работает мой давний друг Владимир Грищенко — ученый, полярник и мой наставник по всем арктическим делам. Мы познакомились шестнадцать лет тому назад, после первых его погружений подо льды Ледовитого океана. Позже бывал я у него и на «СП-22», жил в домике его группы подводников на самой окраине станции. Обычно по какому бы делу я ни приезжал в Ленинград, прямо с вокзала шел на Фонтанку, в институт, в бывший Шереметевский дворец; проходил во внутренний дворик с садиком и поднимался к Володе, в лабораторию инструментальной ледовой разведки... И каждый раз я заставал одну и ту же картину: тихо, люди сидят спиной к входу, Володя — справа у стены, слева — Евсеев, светлый полноватый человек — его стол стоял ближе всех к телефонному аппарату, и, когда бы я ни звонил из Москвы, трубку брал он. У окна, в самом конце комнаты, обычно стоя, склонившись к бумагам и чертежам, работал шеф Володи, Андрей Васильевич Бушуев, сдержанный, немногословный человек, присутствие которого всегда заставляло меня подтянуться и усмирить свой голос. Он первый и привечал меня. Его большие светлые глаза, всегда одинаково по-доброму рассмотрев меня, обращались к Грищенко, как бы говоря: «Встречай товарища!» Так было и на этот раз.

...Посреди комнаты стоял большой, хорошо знакомый мне стол. На нем — карта Антарктиды с фотомонтажом спутниковых картинок. И я вижу, что из сложенных снимков получилась общая картина ледовой обстановки у берегов шестого континента. На более темном фоне космической фотокарты белым светлым языком вытягивался Тихоокеанский ледяной массив.

Вошел человек и положил на стол радиограммы и, ни на кого не глядя, вышел.

Владимир Евсеев встал со своего места и сразу же стал рассматривать их.

Позже я узнал от Грищенко, что в них были последние данные о местонахождении «Сомова».

Евсеев взял циркуль и нанес координаты дрейфующего судна на фотокарту. Нарисовал около него красный флажок — так обозначается место судов на ледовых картах. Флажок пришелся в центр этого ледяного массива.

— Пожалуй, «Сомову» самому не выбраться,— шепнул мне Грищенко.

— Как долго вы таким образом наблюдаете за судном? — поинтересовался я.

— С самого начала дрейфа,— ответил Володя тихо.— Если в чем не разобрался, спроси,— он кивнул в сторону своего шефа.

Но Андрей Васильевич, видимо уловив мою нерешительность, отозвался сам:

— Видите ли,— ни о чем не спрашивая, подошел он к большому столу,— в районе, в котором находится «Сомов», полярная ночь. Никакие средства традиционной ледовой разведки невозможны. Единственным средством получения данных о состоянии льдов является искусственный спутник — наш космический ледовый разведчик. Только он мог дать нам информацию по всему этому району. Она дополнялась и уточнялась вертолетной разведкой уже вблизи судна. По нашей заявке включается бортовая радиолокационная станция спутника. При каждом пролете над районом дрейфа «Михаила Сомова» снятые изображения льдов записываются в электронную память. А потом, при полете над Москвой и Ленинградом, спутник содержимое своей памяти — снимок льдов — «сбрасывает» на Землю. Так мы получаем снимки в Ленинграде... Видите,— он показал на ледовую фотокарту,— из этих снимков составляется фотомонтаж, а их анализ нам показывает, что этот ледяной массив тяжелейших льдов смещается вместе с «Сомовым»... И никаких нет разрывов, по которым судно могло бы выйти в район тонких льдов или чистой воды.

Сказав это, Бушуев сначала посмотрел на часы, потом на Евсеева:

— Надо идти докладывать ледовую обстановку.

Они ушли к директору института, а Грищенко сообщил мне, что сегодня решается вопрос о выработке рекомендаций по выбору пути следования ледокола к месту дрейфа «Михаила Сомова»...

Это было в начале июня.

Ледокол «Владивосток», еще недавно сотрясавшийся во льдах Антарктиды металлической дрожью, казался у причальной стены остывшим котлом. Он стоял у подножия пожелтевшей сопки в одной из тихих бухт залива Петра Великого — состарившийся, громадный, с облезлой краской корпуса.

Пока вахтенный матрос в дежурке под вертолетной площадкой звонил по телефону капитану, я разглядел — всюду на палубе зияющие обгорелой чернотой свежие швы сварки, всевозможные шланги, еще не покрытые суриком куски металла...