Вокруг Света 1984 № 01 (2520) - [36]

Нам оставалось всецело положиться на свой опыт и на вечный ориентир путешественников — солнце, которое в это время года (октябрь в Антарктиде соответствует апрелю в северном полушарии) не заходит...

Через тридцать пять минут полета высота 3000 метров. Скорость в пределах трехсот километров в час. Совсем неплохо. Первые три часа радиолокатор дает нам пеленги. Периодически беру в руки секстант и измеряю высоту солнца. Сделав необходимые расчеты, наношу их на карту. Все хорошо, настроение отличное.

Еще через полтора часа на высоте 4170 метров проходим последнюю на маршруте нашу глубинную станцию — Советскую. Видно, как полярники выскакивают из домиков, приветствуют, подбрасывая вверх шапки. Такое внимание, конечно же, радует и вдохновляет. Да и погода просто балует. Следуем по меридиану 87° восточной долготы строго на юг к полюсной станции Амундсен-Скотт. Теперь внизу совершенно не исследованный район восточной Антарктиды; всем известно, что над этим белым безмолвием не пролетал ни один самолет, а по его снегам никогда не ступала нога человека.

Профессор В. А. Бугаев колдует за штурманским столиком, определяя истинную высоту местности. Скоро она ляжет на карты Антарктиды.

Толстиков и Бугаев наблюдают за деталями рельефа, направлением заструг — эти приметы помогут определить направление господствующих ветров, подскажут — есть ли опасные трещины.

На высоте 4500 метров становится трудно дышать. Конечно, на крайний случай у нас есть запас кислорода. И скоро он понадобился. В какой-то момент, выходя из пилотской кабины к себе в штурманскую, вижу, что у Бугаева губы и ноздри стали чуть ли не фиолетовыми. Первый признак кислородного голодания. И тут происходит феноменальное. Не будь сам участником-свидетелем — никому бы не поверил. Прямо-таки что-то из области фантастики.

— Виктор Антонович, как вы себя чувствуете?

— Неважно,— с трудом ответил он. Я подал ему кислородную маску и открыл вентиль, установленный между индикатором, показывающим поступление кислорода в маску. Через минуту лицо профессора порозовело. Когда же я вновь спросил его о самочувствии, он показал мне поднятый вверх большой палец.

Но, взглянув на индикатор, замечаю, что тот бездействует! Я забыл включить второй вентиль, установленный между кислородным баллоном и индикатором! Немедленно исправляю ошибку. А Виктор Антонович и без того дышит ровно, как ни в чем не бывало...

Мы рассчитали время полета к полюсу и обратно в пределах четырнадцати часов. У нас на борту дополнительные бочки с бензином. Через шесть часов с момента старта бортмеханик перекачал горючее в фюзеляжные бензобаки...

К этому времени купол ледяного материка стал полого понижаться — мы пересекли его наивысшую точку, равную, по данным наших приборов, почти четырем тысячам метров.

Во все глаза глядим в иллюминаторы. Зрелище необычайно интересное! Полеты в Арктике на ледовой разведке и в приполюсном районе обычно проходят на небольших высотах, и цвет небосвода там привычный, голубовато-синий. Здесь же, на подходе к Южному полюсу, на высоте более четырех тысяч метров поразил (впервые ведь!) темно-фиолетовый цвет неба. Поразмыслив, понимаем, что если у экватора верхняя граница атмосферы расположена примерно на высоте семнадцати километров, то у полюсов она понижается до девяти. Потому и цвет здесь стратосферный.

До подлета к точке возврата на случай, когда у нас в баках останется горючего только до Мирного, а в Мак-Мердо разыграется непогода, запросили у американцев прогноз. Вскоре меня подозвал Виктор Михайлович Перов и протянул радиограмму от синоптика Остапенко — он работал в Мак-Мердо в порядке обмена специалистами между СССР и США. Петр сообщал, что ко времени нашего прилета возможен приземный туман, но при безоблачном небе.

— Что по этому поводу думаешь?— осведомился командир.

Минуту поразмыслив, я ответил:

— Окажется только приземный туман при ясном небе, то сквозь него взлетно-посадочную полосу будет видно. Сядешь спокойно.

— Пожалуй... Тем более что, пролетев самую трудную половину пути, возвращаться обратно с носом просто обидно,— улыбнулся Виктор Михайлович.— На том и порешим.

Бортрадист Николай Гаврилович Зорин поддерживает постоянную связь со станцией Амундсен-Скотт и каждый час «получает погоду». Минут за тридцать до полюса попросил включить приводную радиостанцию. Настраиваю радиокомпас на ее частоту. Но тот не принимает излучения, стрелка его бешено крутится вокруг своей оси. Что ж, если техника привередничает — есть солнце. Рассчитал — у полюса высота светила должна быть 11°45". Пристроившись на сиденье бортмеханика между пилотами с секстантом в руках, несколько раз измеряю высоту солнца. Полюс пока впереди. А за шесть минут до желанной точки нормально сработала и стрелка радиокомпаса, подтвердив мои расчеты.

Падающие ледяные кристаллы значительно ухудшили видимость, но поверхность купола видна. Видим даже следы проезжавших здесь некогда вездеходов. Все внимание — вперед! И вот в 20 часов 15 минут на высоте 3200 метров мы над Южным полюсом. Вот она, желанная для многих поколений путешественников и исследователей точка планеты, где сходятся все меридианы. Впервые советский самолет достиг южной вершины нашей планеты. Трудно описать, какая радость охватила нас...