Вокруг Света 1983 № 08 (2515) - [12]

Деревянный тротуар привел нас к настилу, около которого стояли метеорологические будки; в моховое покрывале нырнули длинные термометры.

— Что нас интересует на болотах? — переспросил Кудин и начал рассказывать: — Гидрологический и температурный режимы, торфообразование, интенсивность роста или деградации болота. Измеряем уровень грунтовых вод, толщину торфяных пластов, скорость разложения клетчатки. Проводим и экологические исследования, берем всевозможные анализы. Выявляем загрязнителей окружающей среды. Болота на них остро реагируют, ведь здесь чистые грунтовые воды и воздух.

Снова поскрипывали под ногами мостки. Я смотрел на громадное Домжерицкое болото. Оно дает жизнь многим ручьям, озерам, речкам. А сколько животных считают его своим домом! О растениях и говорить не приходится, не будет его — они исчезнут...

Лодка идет к дому. Солнце уже заглянуло в озеро. Постоят еще теплые, солнечные дни.

Березинский заповедник И. Иванов Фото И. Константинова

«Найти свой камень

Ч ерез час я почувствовал, что если Тюлеин не сбавит шаг, я просто упаду в мокрую от дождя траву. Она упрямо пробивалась меж камней, по которым скользили подошвы. Иногда я оступался, и камень летел вниз, гулко стуча, словно мячик. Потом все затихало у подошвы горы, где глухо шумела река.

Размеренно поднимавшиеся перед моим лицом горные ботинки Тюлеина вдруг замерли. Я с облегчением остановился и посмотрел вверх. Будто поняв, что я на пределе сил, Тюлеин терпеливо ожидал меня, прислонив рюкзак к выступу скалы. И наверное, уже жалел, что сманил меня в горы, пообещав показать цветущую кашкару — местный вид рододендрона, о котором я давно слышал, но который никогда не видел.

А познакомились мы с Тюлеиным не совсем обычно.

...С утра, отыскав копер третьего шахтного ствола Северомуйского тоннеля, я никак не мог попасть вниз. Нужно было согласие начальника тоннельного отряда № 22. Наконец обнаружили того по телефону на другом объекте. Но потребовался сопровождающий. Кончалась смена, все спешили в душевую, а потом весело бежали под обычным для Северомуйска моросящим дождиком на «вахтовку», чтобы поскорее разъехаться по домам. Ну, кому хотелось снова лезть под землю? И тут около конторки дежурного остановился... нет, не парень, а хочется сказать «молодой человек». Тюлеин сразу вызывал расположение своим, я бы сказал, интеллигентным видом, сдержанными манерами.

— Я свободен, могу спуститься, — негромко ответил он на вопросительный взгляд дежурного. — Идемте одеваться. — Это предложение относилось уже ко мне.

Основательно проверив на мне снаряжение — от шахтерской лампочки с аккумулятором до коробки самоспасателя на ремне, — он тоже надел желтую каску, и мы двинулись обычным маршрутом геолога Тюлеина.

Вошли в клеть, или «наш рабочий лифт», как потом назвал ее Сергей (так он коротко представился при знакомстве — «Сергей». Вообще Тюлеин был начисто лишен атрибутов внешнего представительства для своей немаловажной должности главного геолога тоннельного отряда). «Лифтерша» мило моргнула нам голубыми глазками, нажала кнопку, и мы ухнули метров на двести вниз, довольно мягко, впрочем, приземлившись в совершенно другом, подземном, мире — под сводами тоннеля.

Под ногами гремели листы железа, вдоль рельсов свисали кабели, толстая труба уходила вдаль по стене, над головой сетка обтягивала высокий свод, предохраняя от падений каменных осколков. Но главное — поражало обилие воды: по настилу бежали мутные потоки, тонкие струйки били из стен, и сверху вода падала мелким дождем.

Коричневым блеском отсвечивала впереди роба Сергея, который, проведя меня вспомогательными выработками, вывел в штольню. В ее гладкой трубе было непривычно тихо.

— Аварийное положение, ротор остановился в разломе, — хотя Тюлеин сказал об этом спокойно, но где-то в глубине его голоса чувствовалось, что долю вины в этой ситуации он берет на себя...

Как я потом узнал, Сергей в эти дни не уходил домой — ночевал на работе.

Обычно он по нескольку раз в сутки берет пробы породы, сквозь которую проходит горнопроходческий комплекс и буровые агрегаты. Хотя тоннель и штольня пробиваются по заранее выверенному направлению, но и от геолога тоннельного отряда зависит беспрепятственное движение того же ротора, придавленного сейчас дресвой.

Когда мы поднялись наверх, согрелись и намылись в душе, Сергей пригласил в свою лабораторию. Пока он накрывал на стол: вынул сахар и заварил чай из трав («Сам собирал в горах», — заметил он), я разглядывал обстановку. Увидев, что я обратил внимание на крепкие табуреты, полки вдоль стен, где стояли книги Бунина и Хемингуэя, на топчан, аккуратно застланный байковым одеялом, Сергей удовлетворенно сказал: «Сам смастерил». Эта комнатка была его рабочим кабинетом и спальней, даже зеркало для бритья стояло на столе.

— Когда работы много, остаюсь ночевать здесь. В поселок не езжу, жалко времени, — поясняет Сергей.

Пьем темный ароматный чай и разговариваем. Сам Тюлеин с юга, учился в Донецке, Новочеркасске. Потянуло на север — распределился в Иркутск, можно было спокойно заняться наукой, но захотелось посмотреть просторы Сибири, попробовать себя на трудной работе. Подался на Даван, потом на Байкальский тоннель, а теперь вот здесь. Именно в Северомуйске, на самом большом тоннеле БАМа, можно досконально изучить всю сложность и тонкость геологического дела в тоннельном отряде. Это и привлекает, хотя Тюлеин не забывает о науке.