Вокруг Света 1981 № 03 (2486) - [8]

Антивоенное движение ширится, но пока... пока на Крите, как и в других районах страны, американские солдаты считают себя если не хозяевами, то уж по крайней мере «почетными гостями». Ведь соглашение о базах, заключенное в 1947 году между Грецией и США, включает, в частности, и такой пункт: персонал, занятый на американских военных объектах, пользуется теми же льготами, что и персонал посольства США. Другой документ предусматривает, что американские военнослужащие не могут быть привлечены к суду в Греции, даже если они совершат уголовное преступление. Так что у американских солдат есть все основания считать себя своего рода «дипломатами» от Пентагона.

Мать-Олива

...Крит недаром называют оливковым островом. Большую часть плодородной земли здесь занимают рощи маслин. Деревья сажают обычно довольно далеко друг от друга — на острове мало воды, и поэтому, как объясняют крестьяне, чем реже посадки, тем больше влаги собирают мощные корни олив.

Тысячи людей на острове заняты выращиванием, сбором и переработкой маслин. Каждый урожай требует многих месяцев упорного, изнурительного крестьянского труда. Специалисты считают, что человек культивирует оливы уже четыре тысячи лет.

Собранные плоды на Крите дважды отжимают под прессом. После первого отжима получают знаменитое во всем мире оливковое масло, а после второго — густую темноватую жидкость, которая используется и как топливо, и как смазочный материал.

Стволы у оливковых деревьев, особенно тех, что «в возрасте», узловатые, словно натруженные руки глубокого старца, но древесина плотная, по цвету напоминающая слоновую кость,— ценится очень высоко. А главное, конечно, это сами оливки, которых только на Крите выращивают 15 видов. Часть урожая перерабатывается на острове — плоды здесь маринуют в огромных деревянных бадьях. И тысячи тонн критских оливок отправляются на консервные заводы страны.

Мы приехали в родную деревню Леонидоса около полудня. Заглянув к нему домой и убедившись, что там никого нет — в это время и мать, и все соседи были заняты сбором оливок,— пошли к оливковой роще. Десятка два пожилых мужчин и женщин вручную укладывали оливки в большие плетеные корзины. Четверо подростков грузили корзины на ослов и отправляли в деревню.

Когда мы подошли к роще, крестьяне как раз собрали последнюю партию оливок: солнце пекло невыносимо, и «первый рабочий день» кончался. Все расселись на траве в тени, достали из узелков хлеб и белый козий сыр. Мать Леонидоса налила в глиняные кружки прохладного козьего молока. Нас пригласили к обеду. И вот уже крестьяне улыбаются, приветливо машут руками, отчаянно спорят — разговор, как водится, идет о маслинах, о земле и о мировой политике.

Когда мы с Леонидосом вновь остались одни, мой спутник, будто продолжая начатый разговор, сказал:

— Единственное, что меня здесь удерживает,— это мать. Ты сам видишь: без меня она не справится. Да и вдвоем здесь не разбогатеешь. Хорошо еще, что брат присылает деньги. Он работает в ФРГ на автомобильном заводе. Ему повезло. Никому больше из нашей деревни — я имею в виду тех, кто уехал на заработки в Афины или за границу,— не удалось так устроиться...

С вершины холма, куда мы поднялись, открылась долина, разделенная на маленькие зеленые и желтые квадратики крестьянских полей. На этом фоне ярко выделялись белые крылья бесчисленных ветряных мельниц. Впрочем, в данном случае, слово «мельница» — лишь, как говорят этимологи, номинация. Эти ветряки не мелют муку, а качают подземную влагу на поля. Без подобной оросительной системы на Крите не обойтись. К тому же это, пожалуй, самое крупное «техническое усовершенствование», которое по карману критскому крестьянину. В основном все сельскохозяйственные работы ведутся здесь дедовскими способами. Хлеб до сих пор жнут серпами, а зерно обмолачивают, прогоняя по снопам упряжку волов.

Я спросил у Леонидоса: есть ли у кого-нибудь в деревне трактор? Он даже рассмеялся — до того несусветным показался ему мой вопрос.

— Никто из нас за всю жизнь никогда не заработает столько денег!

Помолчал и добавил:

— Да и как тут можно что-нибудь заработать? Одни только удобрения каждый год дорожают, а без них хорошего урожая не вырастишь...

— А что-нибудь изменилось в вашей жизни после вступления Греции в «Общий рынок»? — спросил я, в общем-то не надеясь на подробный и откровенный ответ.

— Еще бы не измениться! — взорвался Леонидос. — Наша деревня наполовину опустела. Про моего брата вы уже знаете. А сколько крестьян — целые семьи — отправилось в город искать работу?! Сейчас богатеют только владельцы крупных земельных угодий, которые могут нанимать всё больше и больше батраков. А эти батраки те же крестьяне, только вконец разорившиеся... Конечно, у нас тут все меняется. Вот только больницы и школы в округе как не было, так и нет!..

...Предрассветные сумерки окутывают Ираклион темно-голубой мглой. Вдали над бухтой, омытые бледно-розовым светом, вырисовываются очертания горы Хуктас. Если смотреть на нее со стороны моря, она напоминает спящего исполина. Кажется, что гаснущие звезды бросают последний свет на его лицо. Кстати, критская легенда утверждает, что эта гора вовсе не спящий исполин, а мертвый бог Зевс. Только смерть его сродни сну. Легенда гласит, что рано или поздно владыка воскреснет, и тогда к Криту вернется былое могущество. Среди критян нет язычников, они — как и все греки — христиане, но легенда пользуется на острове большой популярностью.