Вокруг Света 1981 № 03 (2486) - [13]

Будущее НИИ

Накануне мы долго обсуждали с Рюриком Михайловичем, каким должен быть оптимальный режим Карадага. За время нашего непродолжительного знакомства я успел проникнуться уважением к этому человеку, бывшему моряку, участнику Великой Отечественной войны. Он целиком разделял точку зрения Коваленко о необходимости доступа туда экскурсантов, так сказать, «в рамках закона».

— Какой забор ни поставь, хоть ток пропусти, все равно будут лезть. Любопытство рождает нарушения. Ну и еще желание потом похвастаться: «Как же, конечно, был». Вот вам простой пример. Сейчас в Планерском отдыхает человек тридцать художников, многих я знаю. И все, как один, клянутся, что приехали сюда на натуру только из-за Карадага.

Между прочим, слово «заповедовать» сейчас понимается однозначно — «запрещать». А ведь изначально главным у него было другое значение. Посмотрите у Даля: «...наказывать к непременному, всегдашнему исполнению, завещать какую-либо обязанность» Вот и нужно, чтобы заповедник был не только храмом и лабораторией, но и классом, где бы учили, как следует обращаться с природой. Да еще показали на натуре, как эта бедная природа страдает и гибнет, когда не соблюдаются обоснованные наукой правила. Будь я директором, знаете, что уже сейчас бы сделал? Разметил маршруты по Карадагу, подобрал одного-двух толковых проводников, хотя бы среди здешних пенсионеров, да организовал в Планерском, Феодосии и Судаке предварительную запись на экскурсии. Уверен, пользы заповеднику было бы не меньше, чем от десятка егерей. А главное — воспитывали бы людей, особенно молодежь.

Эти мысли Рюрика Михайловича, показавшиеся мне заслуживающими внимания, я и хотел обсудить сегодня на биостанции. К сожалению, оказалось, что депутат Алла Леонтьевна Морозова отбыла в Судак на сессию местного Совета. К ученому секретарю пробиться было почти нереально: едва из его угловой лаборатории выходил очередной жрец науки в белом халате, как Валера устремлялся в кабинет Морозовой, где требовательно верещал телефон, потом бежал на звонок уже к себе, и, пока я успевал выдвинуться на исходные позиции у двери, перед самым моим носом туда входил кто-нибудь из сотрудников биостанции. Выручил Анатолий Яковлевич Столбов, старший научный сотрудник лаборатории физиологии и биохимии рыб, который ранее знакомил меня с проблемами усталостной выносливости, стрессовых нагрузок и предынфарктных состояний у подданных Нептуна. Он решительно распахнул дверь и с шутливой укоризной обратился к Трусевичу:

— Ты что же это заставляешь ждать прессу? Смотри, как бы потом не пожалел...

Когда я изложил Валерию соображения моего коктебельского знакомого о целесообразности регулируемого допуска посетителей на Карадаг, он в принципе согласился с ними. Но тут же привел веский контраргумент, с которым, увы, не может не считаться директор заповедника: штаты и смета. Пока они более чем скромны. В ближайшее время прибавятся лишь пять научных сотрудников — геоморфолог, ботаник, гидробиолог, зоолог и эколог. А работы для них непочатый край.

— По образному выражению известного географа Семенова-Тян-Шанского, заповедник — это красивый сундук с хорошо сохранившимися дедовскими вещами. Так вот, на Карадаге нужно прежде всего провести инвентаризацию этих вещей, оценить их состояние, определить, где что подштопать и подправить. Например, одних только цветковых и споровых растений здесь более тысячи, из которых сорок занесены в каталог редких и исчезающих. Их предстоит спасать в первую очередь. Потом общее картирование растительности в заповеднике. Представляете, какая это трудоемкая работа? Так что пока, года три-четыре, с экскурсиями придется подождать. И вообще пускать на Карадаг лишь тех, кто занят научными исследованиями. Для остальных никаких исключений.

Признаться, позиция ученого секретаря показалась мне слишком жестокой. Но Валерий поведал, какой бой ему пришлось выдержать с одним преподавателем института, который привез сюда студентов на геологическую практику и никак не хотел понять, почему «в виде исключения» им не могут позволить «постучать молотками» на Карадаге. «Поймите, одним лицезрением геолога не сделаешь»,— доказывал он. Так что действительно единственный выход — никаких исключений.

Кстати, это в равной мере относится и к акватории моря у берегов Карадага. Благодаря уникальности донного рельефа и состава горных пород здесь на сравнительно небольшом участке встречается 95 процентов представителей флоры и фауны Черного моря. Есть тут и свои браконьеры — в частности, прогулочные катера, которые, несмотря на строжайший приказ капитана Феодосийского порта Юрия Павловича Большакова, норовят зайти в запретную зону заповедника. За подобные злостные нарушения судоводителю «Николая Старшинова» пришлось даже покинуть капитанский мостик.

— Скажите, Валерий, с какой целью к заповеднику отнесена километровая прибрежная акватория?

— Причин несколько. Во-первых, эта зона характеризуется отсутствием опресняющих и загрязняющих элементов и поэтому может являться эталоном для разработки стандартов чистоты вод при решении международной проблемы охраны окружающей среды. Во-вторых, у Карадага находится единственное на все Черное море нерестилище знаменитой барабульки. Приходит сюда метать икру также и камбала, ставрида. Естественно, что снующие туда-сюда суда отпугивают рыбу. Понадобится не меньше полутора-двух лет, пока она усвоит, что у Карадага для нее созданы идеальные условия.