Вокруг Света 1980 № 06 (2477) - [32]

Полесскую хату хочется назвать избой, как где-нибудь на Северной Двине, — так просты и лаконичны ее линии, глухи стены, сдержанна резьба на фронтонах и наличниках. От этих хат веет жизнью нелегкой, замкнутой.

Невольно отмечаешь обилие хозяйственных построек: ток, кузня, ульи, прикрытые снопиками соломы, крупорушка... Гумно с овином еще не целиком покрыто крышей, и вижу, как рабочий ловко крепит из ржаной соломы маленькие снопики — «парки», мочит их в ведре водой, чтобы спрессовались, и подает на крышу кровельщику.

— Сколько же дней надо, чтобы покрыть эту огромную площадь? — спрашиваю я.

— Недели две, не меньше, — отвечает рабочий. — Зато рокив тридцать та крыша течь не будет. Это ремесло мы еще помним, а вот крупорушку собирали — то уж целая история...

Крупорушка стояла по соседству. Мы подошли к ней, и я смогла рассмотреть вблизи это странное сооружение: квадратная рубленая клеть и пристроенный к ней шестигранник с плетневыми стенами. Мой провожатый, показывая внутри клети на детали механизма — вальцы, сито, решето, веялки, — сказал:

— Здесь обрабатывали гречиху.

За плетневыми стенами размещался «тупчак» — наклонный деревянный круг метров восемь в диаметре; две лошади «тупали» ногами, круг вращался — и вращение передавалось механизму...

— Отыскали конную крупорушку наши этнографы где-то в Северном Полесье. Но нашли только столб, вал, еще какие-то детали. А как восстановить, как собрать целиком? Ученые к нам. «Вы, — говорят, — в селе живете, должны знать». А мы в глаза не видели таких механизмов, что наши предки придумали! Ну наконец отыскали этнографы знающего старика лет восьмидесяти, привезли, тогда уж мы взялись помогать...

Когда возвращались по тропинке к гумну с овином, к нам подошел худощавый человек средних лет в рабочей куртке защитного цвета. Это был Сергей Владимирович Вериговский, заведующий отделом Полесья, архитектор. С ним заочно познакомил меня Николаенко. Он говорил, что Вериговский работает в музее с первого дня и что, если бы не он и не его коллеги-этнографы, вряд ли их Полесье удостоили бы вниманием крупные ученые.

На мой вопрос — что же именно заинтересовало ученых — Вериговский сказал:

— Понимаете, Полесье в прошлом самый отсталый район Украины, и потому принципы, традиции древнерусской народной архитектуры и строительства, общие для восточных славян, сохранились здесь в наиболее чистом, нетронутом, что ли, виде. Впрочем, — Сергей Владимирович посмотрел на часы, — у меня есть немного времени, пойдемте, я покажу наши хаты...

На окраине села стояла хатка, рубленная из сосновых плах, прикрытая соломенной кровлей. Узкие волоковые оконца едва смотрели на мир, залитый осенним светом. Тихо заскрипела дверь. Солнечный луч упал на стену, и в глаза бросилась вырезанная на почерневшей стене цифра — 1587. Год постройки.

— Самая старая хата музея...

Взгляд быстро обегает крошечное помещение: справа от входа — закопченный зев печи (топилась по-черному, но в стене рядом отверстие для выхода дыма); за печью вдоль стены — полати, рядом с ними подвешена «ненька» — люлька; слева от входа, там, где окошки, полка с посудой — «мисник»; напротив двери — стол, лавка; в красном углу — икона, над ней рушник, «божник тканый». Жерди под потолком — «гряды», на них сушили одежду, у окошка «свиточ» — лучина, поднятая высоко над полом и прикрытая сверху трубой, уходящей в потолок...

— Нашли-то, нашли-то ее где? В глубинке, в Волынском Полесье, на хуторе Верестя села Самары...— Сергей Владимирович обрывает воспоминания. — А сейчас мы перешагнем через несколько столетий...

И Вериговский повел меня вдоль села. Показывая то на одну, то на другую хату, пояснял:

— Восемнадцатый век, девятнадцатый. Срубы, срубы, срубы. А вот черниговские хаты, левобережное Полесье, много плетеных стен и каркасных конструкций...

Мы пересекли зеленую поляну и остановились у большой усадьбы, напоминающей деревянную крепость. То был дом богатого хозяина середины прошлого века из села Соловьи, что на Волыни. Под одной соломенной кровлей прятались хата с сенями, коморой и все хозяйственные службы. Чего только не было на дворе! Маслобойка, воз, челны и рыболовные снасти, ковч — станок для валяния сукна, жернова, «соломенник» в рост человека, похожий на амфору, для хранения зерна... Но — вот удивительно! — жилая комната была почти такой же, как в самой старой хате музея: земляной пол, «мытые» стены (в курной избе стены время от времени мыли), узкие окошки... И тот же сруб, и та же планировка.

— А как удалось перевезти этот двор?

— Везли по частям тракторами. Даже «Колхида» не проходила по тем дорогам. Двор был в ужасном состоянии, искали дополнения в соседних селах. Этнографы по вопроснику — что могло быть в хате, в усадьбе? — восстанавливали интерьер... Хозяйка этой усадьбы сказала про свой замкнутый двор: «Це ж та-ка выгода!» Все под рукой, и дождей частых не надо бояться, и дети под присмотром...

Мы распрощались с Вериговским, архитектор торопился к строителям; на краю дубравы они ставили церковь XVI века и колокольню.