Вокруг Света 1980 № 01 (2472) - [8]

Спящий у нее на руках малыш толкнул меня ножкой. Она улыбнулась.

—  Ну что, отличница, — сказал подошедший Чан Зуй Тюнг, — сегодня он у тебя спит, не перебивает меня?

Раскачивая узкие мостки, подъехал на мотороллере еще один преподаватель — арифметики.

«Скажите нам что-нибудь по-русски!»

— Из-за нехватки преподавателей, — говорил мне руководитель кафедры иностранных языков педагогического института Чыонг Куанг Дэ, — мы готовим пока только учителей английского и французского языков. Но уже со следующего года будем преподавать и русский... Ваш язык учат сейчас факультативно, кто пожелает. Хотите побывать в аудитории? Это доставит студентам большое удовольствие. Вы будете первым русским, с которым они смогут поговорить...

Признаюсь, я разволновался. Быть первым журналистом, приехавшим к месту события, первым взять интервью, — все это в ремесле газетчика нормальное явление. Но быть первым русским перед будущими вьетнамскими преподавателями русского языка, запомниться им в качестве первого примера, представлять всех носителей русского языка, согласитесь, дело более чем ответственное. Обо всем этом я успел подумать, пока мы шли с профессором Дэ по длинным балконам-террасам, пока на четвертом этаже не вошли в небольшую квадратную аудиторию.

Должен сказать, что я всегда восхищаюсь вьетнамцами, которые выучили наш весьма трудный для них язык. Как правило, неплохо говорят по-русски люди, учившиеся в СССР, или выпускники Ханойского педагогического института иностранных языков.

Потом начались вопросы и ответы, я старался говорить внятно, помедленнее и, помню, почему-то очень боялся, что они попросят меня прочитать какое-нибудь стихотворение. Но в целом моя миссия от имени и лица русского языка сошла, кажется, благополучно, прежде всего для меня.

—  У нас большие планы на будущее, — говорил Дэ. — Прежде всего мы будем и дальше увеличивать число студентов. Скоро выйдут из стен института наши первые, по-новому подготовленные учителя. Вы представляете, как сильно мы сможем тогда двинуть вперед дело просвещения, на десятки лет отставшего здесь, в южных провинциях, от северных! Там ведь среднее образование давно уже стало нормой. Мы хотим как можно быстрее покончить с прошлым.

С прошлым во многом уже покончено в старинном, овеянном очарованием Хюэ, полном поэзии.

Провинция Биньчитхиен, административный центр которой город Хюэ, больше всего пострадала за тридцать лет войны и бомбардировок. Ведь она занимает середину Вьетнама, эта провинция, по которой до 1975 года проходил кровоточащий шрам раздела страны. Сейчас в провинции Биньчитхиен больше нет бездомных и голодающих.

Навсегда нет.

Валериан Скворцов

Ни одной пропавшей улицы

Точно такая же осень могла быть в Таллине в XIII, XV и в любом другом давнем столетии... У подножия оборонительной стены опадали с деревьев желтые, огненные, рыжие листья... Оттуда, где зияли окна и бойницы почерневшей и вымытой дождями стены Верхнего города, ветер выдувал листья, и они, покружившись в пронзительно чистом воздухе, желтой стаей садились на спадающие к брусчатке склоны; шурша, неслись туда, где переплетались и теряли направление узенькие улочки, между соборами, домами с островерхими черепичными крышами...

Но в эти светлые осенние дни весь город был обшит строительными лесами. И без того узенькие улицы стали совсем непроходимыми, и шаги горожан не отдавались так гулко, как прежде... Отыщешь глазами хорошо знакомое строение — оно обнесено деревом, повернешь за угол — там то же самое... Город реставрировался. Готовился к олимпийскому лету 1980 года.

В эти первые минуты в городе я чувствовал себя так, словно ходил в тесной одежде. Но скоро увидел: ничто не изменило обычного ритма жизни таллинцев — маленького прохода, оставленного в перекрытой улице шириной в три шага, было достаточно, чтобы горожане не сворачивали с привычной дороги, шли, как шли всегда. Или вдруг на пути вывернутая брусчатка — кажется, ничего не стоит свернуть в соседнюю улицу и, обогнув всего лишь один дом, выйти по ту сторону. Но нет, таллинцы оставались верны себе: для пешехода была отведена тропинка, поднят бортик с перилами...

Увидев темный, упакованный лесами дом, кондитерскую на развилке улиц Пикк и Сяде, я не успел свыкнуться с мыслью, что не смогу выпить традиционный кофе и съесть ватрушку, что делал обычно, сойдя с поезда, как за перекрестьями строительных досок заметил светящиеся окна, в них людей. Стал искать проход, и в это время меня кто-то тронул за руку.

Передо мной стоял молодой человек лет двадцати пяти, с бородой и свисающими русыми усами. Я сразу уловил знакомую манеру улыбаться и узнал Яана Соттера. С Яаном мы познакомились весной, в мае — ехали вместе на автобусе из Домодедова: я возвращался из Владивостока, а он из Бурятии. От него узнал, что он архитектор, после института почти не успел поработать, сразу же ушел в армию и вот теперь, отслужив полтора года, возвращается домой, в Таллин. Услышав это, я сказал, что знаю и люблю его город и есть в нем у меня друзья. Помню, в подтверждение рассказал ему случай о том, как, в очередной раз посетив Таллин, на вокзале встретил знакомого эстонца, который пригласил меня в гости. Ограничившись в тот день легким обедом, вечером отправился к нему. Когда мне открыли дверь, я не уловил в доме никаких признаков готовящегося ужина. «Сейчас будем пить кофе», — сказала его жена и поставила на стол маленькие чашки, сахарницу... И тут я окончательно убедился: еды не будет. Мною овладело настоящее чувство голода. «Положу побольше сахару, — решил я, — выпью кофе, а потом съем кофейную гущу». Не успел об этом подумать, как хозяйка пододвинула мне чашечку и сказала: «Для вас мы кофе процедили...»