Вокруг Света 1979 № 09 (2468) - [23]

Перет, крепкий, невысокого роста молодой парень, со спокойным достоинством выслушивает похвалы в адрес приготовленного им блюда. Знакомы они с Анхелем давно: адвокат еще со студенческих лет приезжает в его дом, ставший чем-то вроде базы для рыболовов. Оказывается, накануне Перет был предупрежден, что к нему привезут в гости «человека из Советского Союза», и постарался как мог. В отличие от портье в гостинице он впервые видел «русо» и поглядывал на меня с нескрываемым интересом.

К дому Перета прилегают небольшой апельсиновый сад, огород. С другой стороны — выход к лагуне. У причала лодка.

— Вы не смотрите, — говорит хозяин, — что участок невелик. Земля богатая. Только снимешь апельсины, надо заняться картофелем, помидорами, бобами, луком, капустой. А затем — снова апельсины. С утра до вечера на ногах. И так живут почти все мои соседи. У нас нет больших поместий. Испокон века — лишь клочки земли. Приходится щедро поливать их потом, чтобы жить более или менее сносно.

— Сколько раз я тебе говорил, Перет, это называется «минифундия», — бросает шутливо реплику Анхель, ловко расправляясь с паэльей, — а такой метод обработки земли принято называть интенсивным. Когда ты научишься выражаться по-научному...

Перет лениво отмахивается от него:

— Земля есть земля, как ее ни назови, а работа есть работа, если она хорошо сделана. Обидно только, что земля хорошая, работаешь много, а потом не знаешь, куда продать свой товар. Ведь те же апельсины теперь выращивает не только Валенсия, но и Гандия, все побережье. Цены падают. На вас надежда, на русских, покупайте больше...

Попрощавшись с Перетом и оставив позади Альбуферу, мы едем дальше — в курортный город Кульеру. Здесь горная гряда рассекает долину, спускающуюся к морю. На вершине горы — остатки древней крепости. Отсюда местность просматривается на многие километры. Внизу прилегает к морю скопище гостиниц и приземистых домов. Они построены в последние десять-пятнадцать лет: иностранный туризм теперь дает Валенсии, как и всей Испании, немалый доход. Среди апельсиновых рощ кое-где еще виднеются знаменитые «барракас» — глинобитные строения, стены которых побелены, а крыши покрыты соломой или черепицей. Их воспел знаменитый испанский писатель Висенте Бласко Ибаньес, уроженец этих мест, слава о котором в начале века гремела по всему миру. Сейчас остатки барракас сохраняют для украшения пейзажа и напоминания о славной истории этой провинции, подобно тому, как хранят ветряные мельницы в Ламанче. Люди, обрабатывающие эти поля и рощи, живут теперь во множестве селений, разбросанных по уэрте, причем некоторые представляют собой настоящие городки по десять и больше тысяч человек населения. И хотя эти селения-городки почти не видны отсюда, с плоской вершины, именно благодаря им плотность населения здесь составляет одну из самых высоких в мире для сельскохозяйственных районов — более полутора тысяч человек на квадратный километр.

— Конечно, климат здесь мягкий, морской, впадающие в море речки столетиями наносили в уэрту плодородную землю, — объясняет мой спутник, — но учти при этом, что с водой у нас плохо, она на вес золота в этих краях. Не случайно на века сохранилось одно из самых древних установлений уэрты, появившееся еще при арабах, — «Трибунал де лас агуас» — «Водный трибунал»...

Три человека, избираемые всем населением уэрты прямым и тайным голосованием, каждый год решают, кому н сколько отпустить воды, как и когда это сделать, как наказать нарушителя, посягнувшего на чужую воду. Решение трибунала никем не оспаривается. И ни одно правительство ничего с этим поделать не могло. В древности таких традиций — также одна из первопричин валенсийского свободолюбия.

Дабы сломить этот неугодный им дух, мадридские монархи в свое время решили пойти более изощренным, чем это сделал Филипп II, путем. Пустовавшие тогда горные районы, обступившие уэрту, стали отдавать аристократам из Кастилии и Арагона, прибывшим на новые места со всей челядью. Многие из них затем перебрались и в Валенсию. Так в городе образовались две враждующие группы, представлявшие, с одной стороны, местную, исконную торговую буржуазию, ремесленников и земледельцев, с другой — пришлых помещиков, верных центральной власти. Борьба между ними продолжалась фактически до начала франкистского мятежа. Исконно валенсийские начала долго воплощал Бласко Ибаньес и его партия «бласкистов» во главе с Феликсом Асати: именно из ее рядов вышло большинство антифранкистов в Валенсии.

Давно все это было. Но это прошлое встает как живое, когда беседуешь с сыном знаменитого писателя Валенсии — Сигфридо Бласко Ибаньесом.

Размышления дона Сигфридо

Моему собеседнику далеко за семьдесят. Он истый испанский сеньор старой школы, худощавый и подтянутый, элегантно одетый, с неторопливыми, величественными жестами. Беседуем у него в доме. Договорились о встрече на полчаса, а разговор длится уже пятый час. Дону Сигфридо есть о чем порассказать. Лишь несколько месяцев назад он вернулся на родину, вплотную занялся делами издательства «Прометео», созданного еще отцом, интересуется новинками советской литературы, собирается совершить поездку в Москву. Последние годы изгнания сын Бласко Ибаньеса провел в Латинской Америке, особенно любит и хорошо знает Чили, и параллели между этой страной и Испанией постоянно проскальзывают в его разговоре...