Вокруг Света 1978 № 01 (2448) - [11]

Пока представлялись и разбирались, я успел узнать, что хозяином остервенелых псов был Пилатов, а кур на Аян привез Куксов, кандидат биологических наук, который с раннего детства жил в Норильске, каменном, индустриальном городе Заполярья, где и мечтать о таком домашнем хозяйстве, как где-нибудь в средней полосе, было невозможно. Отправляясь на Аян, он выпросил в экспериментальной лаборатории института отслужившую свое несушку. Заодно ему презентовали и петуха, которого решили за ненадобностью списать. Петух родился в инкубаторе, всю жизнь провел в помещении, не знал, не ведал во мраке полярной ночи, когда кукарекать, а тут сразу распелся, да так заливисто, что заглушал нередко голос радиостанции «Недра».

За ужином Шусту, конечно, припомнили измывательства над «прическами» охотоведов. Ему предложили завтра же отправляться на вершину плато.

— Хватит, — сказали охотоведы, — будет с нас. За эти дни мы так намотались, что можно денек и отдохнуть.

Шусту нужно было провести вместо них наблюдения за передвижениями оленьих стад.

— Хе-хе, — усмехался Виктор. — Хоть сто раз на гору поднимусь, но стриженым вы меня не увидите.

— Можем снегоход дать, — предложили бритоголовые, перемигиваясь.

— Тоже мне машину нашли! Сами на ней катайтесь. Да я любой снегоход на своих двоих всегда обставлю...

Виктор был в ударе, он доказывал, что настоящему охотнику такая машина ни к чему, явно раззадоривая охотоведов.

— Посмотрим, посмотрим, — заговорщицки улыбались Куксов с Пилатовым, — что пташка пропоет, когда вернется.

Жарко горела печь. Спор шел шуточный, люди давно знали друг друга и были, конечно же, довольны, что опять собрались вместе. Ярко горела лампочка над столом. За стеной тарахтел движок. Спросонья бормотали о чем-то куры. Рычали под нарами издерганные лайки, которых, оказывается, на ночь, чтоб их не сожрали волки, прятали в дом. Утомленный суматошным днем, я незаметно уснул.

...Меня тормошил за плечо Виктор:

— Пора. Вчера хотели со мной наверх идти. Там палатка есть, печь и примус.

Шуст был уже одет. Мне показалось, что я только заснул, но в окошко уже било солнце.

Ветер подхватил нас, едва мы вышли из леска. Почти бегом пересекли озеро и решили идти не по проторенной тропе, а прямиком взбираться на вершину по распадку ближайшего ручья. Так, нам показалось, будет ближе. Проваливаясь по пояс в мягком снегу, балансируя на огромных валунах, мы не меньше часа пробирались вперед, пока не убедились, что подъема не одолеть. Решили возвращаться и идти накатанной тропой. Но спуск оказался столь тяжелым, что я предложил повернуть к дому. На вершинах уже змеились снежные флаги, ветер усилился, но Виктор обиделся: «Стоило ли из-за этого выходить?» Добраться до палатки стало для него делом чести, и я согласился — будь что будет. Палатка казалась мне в тот момент таким же надежным жилищем, как и изба стационара.

Идти по накатанной снегоходами тропе было легче. Светило солнце, голубело небо, ветер дул в спину. Из леса выбежал на озеро косой. Но собачонка Шуста вместо того, чтобы припустить за ним, вопросительно посмотрела на хозяина.

— Комнатная, — словно извиняясь, сказал Виктор. — Ради жены завел. — И он рассказал, что с тех пор, как мы виделись с ним на речке Бикаде, где он возводил ограду загона для канадских овцебыков, в жизни его случилось весьма важное событие: он женился.

Дорога сворачивала в лес, уходила вверх по крутому склону. Я понял, как нелегко было взбираться сюда снегоходам с тяжелым грузом. В затишье леса, где порой приходилось тащить машины на себе, конечно же, от такой работенки становилось жарковато, а наверху разгоряченных людей поджидал пронизывающий ветер и мороз. Не мудрено, что ребята Куксова решили обрить головы, чтобы не застудиться. Пожалуй, на их месте я сделал бы то же самое, но Виктор на мои слова весело улыбнулся.

— Ни за что, — сказал он. — Как же я тогда жене покажусь?

Взбираясь вверх, я старался почаще отдыхать. Но Виктор был одет легко: резиновые сапоги, брезентовые брюки, куртка. Ему необходимо было двигаться, чтобы не замерзнуть, и я предложил разделиться. Вначале он и слышать не хотел — как можно одного оставлять в лесу! — но после одного из затянувшихся привалов, когда я сказал, что умею обращаться с карабином и вообще на Севере не впервые, он сдался. Пообещав к моему приходу приготовить чай, Виктор пошел вперед, за ним, задиристо свернув хвост кольцом, зашустрила собачка.

Лес ближе к вершине мельчал, редел; стали появляться поляны-проплешины. В некоторых местах здесь сохранились деревца, не сбросившие осеннего наряда. Среди сверкающего снега, на синем фоне неба лиственницы горели золотым огнем. С высотой ветер усиливался...

Пейзаж на вершине оказался унылым: голая тундра да чернеющие, как надгробья, огромные камни. Взбираясь, я настроил себя, что сразу же увижу палатку. Но дорога продолжала петлять среди скрюченных низкорослых березок. Сразу же почувствовалась усталость, идти стало тяжелее. Несколько раз, споткнувшись, я падал. Очень хотелось пить, и я не выдержал, стал есть снег. Ветер крепчал, начиналась низовая метель, облака до горизонта закрыли небо.