Вокруг Света 1977 № 10 (2445) - [13]

В нашем распоряжении третий салон. С левого борта фотосъемка, с правого кино. Здесь же работает бортаэролог Григорий Яников. А рядом с ним кресло Серегина, руководителя полета. Он забегает иногда передохнуть, перекурить, хлебнуть чайку из термоса.

Аппаратура наша в полной боевой готовности. Все под рукой — сменная оптика, кассеты, экспонометр. Захрипел, откашлялся, вздохнул динамик. Серегин, находящийся сейчас в кабине у пилотов, начинает:

— Ну, значит, так... Находимся в рабочей зоне. Азимут сто девяносто, удаление шестьдесят, высота семь тысяч. Впереди, ниже нас, облако с двумя вершинами, поработаем около него. Разворачиваемся на курс...

Трудно понять, какое облако выбрано, я лично вижу их почти десяток. Живые, развивающиеся, растущие, похожие на кочаны цветной капусты, и мертвые, умирающие, разрушающиеся, с кристаллизованной вершиной вроде раздерганной по ветру ваты.

— Да вот оно... вот, — показывает Яников. — Вроде верблюда, видишь?

— Облако, выбранное для воздействия, с левого борта, — продолжает Серегин. — Правая вершина у него уже кристаллизуется, слева идет развитие. После разворота пойдем над развивающейся частью... Проведем локационные наблюдения... Бортаэрологов прошу рисовать облако в плане, обе части. Мы над краем облака, внимание на бортовом локаторе... Над вершиной!

Самолет ощутимо подбрасывает.

— Облако прямо по курсу, — говорит Серегин. — Локационную картиночку, пожалуйста. И перегрузочки!

Странные ласковые нотки слышатся в голосе Серегина, руководителя полета. А между прочим, это «облачко» — чудовище в восемь километров, может запросто «проглотить» самолет.

— Та-ак... Уже образовалось целое поле облаков, они слились тыловыми частями и выбросили общую наковальню. Попробуем-ка завести сюда «двадцать восьмой» и обработать всю гряду. «Двадцать восьмой» уже взлетел, готовьтесь к встрече. Гряда сейчас просматривается слева, прошу снимать и рисовать.

В иллюминаторе полнеба закрывает мохнатый выброс наковальни. Яников быстро зарисовывает облако и тут же скрупулезно фиксирует мою работу: «Фотокамера «Зенит», пленка № 1, кадры с 8-го по 12-й, 14 часов 29 минут» — это понадобится потом, при расшифровке.

— Внимание! «Двадцать восьмой» впереди нас... Сброс! Проходим над грядой... Нет, к сожалению, уверенности, что это место сброса... Еще разок пройдемся...

Ситуация в иллюминаторе меняется ежесекундно, одно и то же кучевое облако с двух разных точек не узнать.

Снова слышится голос Серегина:

— Километрах в десяти по курсу — мощное, бурно развивающееся облако. У него несколько вершин, будем работать на центральную. «Двадцать восьмой» заходит для воздействия... Сброс! Еще сброс! Продолжаем наблюдение... Обратите внимание: лохматящаяся наклонная часть облака — место сброса, виден четкий просвет... Входим в наше облако... Все спокойно, развитие прекратилось... Вышли из облака, идем к соседнему, оно развивалось одновременно с нашим. Развитие в контрольном облаке бурно продолжается, обозначаются новые вершины... Еще раз развернемся на сто восемьдесят, глянем на дело наших рук... Ну вот, смотрите, наше облако рассеивается. Вершина выровнялась, стала плоской, приобрела волокнистую структуру. Нижняя часть вся развалилась, ясно просматривается земля. И все соседние вершинки прекратили рост, тоже лохматятся. Прошу отснять еще раз. Кончили съемку... Идем домой.

...В один из августовских дней мы засиделись в диспетчерской до знойного полудня. Вылет откладывали по неизвестным причинам. Спросить, в чем дело, было не у кого. Серегин с первым пилотом «восемнадцатого» пропадал у авиационного начальства. Потом примчался, крикнул на бегу:

— Всем в самолет!

Как-то тревожно было на аэродроме. Небо на западе заволокло чернотой, грозно вздымавшейся к зениту. Влажно и тяжко навалилась духота... Гулко заполнил пространство голос:

— Внимание! Всем службам. В районе аэропорта мощная грозовая деятельность. Усиление ветра до четырнадцати-шестнадцати метров в секунду. Аэропорт для выпуска и приема самолетов закрыт. Повторяю. Всем службам! Штормовое предупреждение!

— Кажется, отлетались на сегодня, — сказал Серегин, устраиваясь в самолетном кресле. — Отдыхайте...

— Юрий Алексеевич, а как родилась идея воздействия на облака? — спросил кто-то, воспользовавшись неожиданной передышкой.

— В тысяча девятьсот пятьдесят шестом году во Внукове, — начал Серегин, — мы попытались красить облака...

В салоне кто-то засмеялся, кто-то недоуменно хмыкнул. Заулыбался и Серегин.

— Уточняю. Красить не в полном смысле слова, а как-то метить выбранное облако, чтобы не потерять его среди других...

Они вели тогда эксперимент по вызыванию осадков из облаков кучево-дождевой формации. Руководил работами Иван Иванович Гайворонский, а «на воздействие» летал Серегин с группой инженеров. Им предстояло найти надежный способ наблюдения за предназначенным для обработки облаком. Задача, прямо скажем, не из легких. Облако — сложная система, оно живет никем не понятой, таинственной и многогранной жизнью: где-то растет, где-то разваливается, непредсказуемо меняет форму, делится пополам или сливается с другими облаками, плывет в клубящемся гигантском хороводе, неразличимое среди себе подобных... Так иногда и хочется мазнуть по нему краской, брызнуть чернилами, пометить, как деревенские хозяйки метят кур, чтобы не спутать их с соседскими.