Вокруг Света 1976 № 10 (2433) - [39]

Узнав из радиограммы Еремина о состоянии погоды по трассе, Наумов изменяет маршрут, пересекает хребет Прибрежный и летит к мысу не с северо-востока, а с юго-запада, по долине. К месту катастрофы вертолеты прилетели одновременно.

...Заканчивались третьи сутки, как шхуна сидела на рифах. На поверхности моря виднелись только нос шхуны, рубка и мачта. Помочь товарищам пытались японские рыбаки с других кораблей. Подошел к месту катастрофы и советский спасатель. Но и он, видимо, из-за подводных камней не мог приблизиться и стоял в стороне от шхуны.

Облетая место катастрофы, вертолетчики заметили на мачте человека, призывно махавшего куском материи. Увидели, но не решились снимать. Сделав два круга, вертолеты улетели. Приземлившись на песчаной косе в нескольких километрах от места катастрофы, пилоты обсуждали план спасения. Вертолетчики понимали, что есть только один выход: снять людей, используя веревочную лестницу. Но и это не гарантировало успеха: висеть над полузатопленным кораблем, вокруг которого беснуется океан, дело, казалось, немыслимое.

Трассу с берега к месту бедствия прокладывал Наумов. Подлетев к шхуне, он пошел на снижение. Командир держал вертолет над баком шхуны под упругими ударами разгулявшегося ветра. Он держал вертолет на последней черте высоты, точно над тем местом, где должна была спуститься веревочная лестница и два звена ее лечь на палубу.

Когда державшийся на мачте японец стал подниматься по лестнице, Владислав Буравель, бортмеханик, уперся ладонью левой руки в холодную обшивку фюзеляжа и ждал момента, чтобы протянуть руку помощи.

Первого снятого со шхуны японского рыбака доставили на берег. Почувствовав под ногами твердую почву, японец упал, обнял землю, потом неожиданно вскочил, горячо и искренне стал пожимать руки пилотам, беспрестанно кланялся и что-то быстро-быстро говорил, показывая в сторону моря.

Пока экипаж Еремина, следуя по маршруту, проложенному Наумовым, выполнял второй рейс, авиаторы вели переговоры с японцем, уточняя обстановку на судне. В ход были пущены все известные способы общения между людьми: слово, мимика, жесты. Слышались английские, немецкие, японские, русские слова. Но, пожалуй, главным языком был язык жестов. Пилотам хотелось знать, сколько человек находится на судне, каково их состояние, смогут ли все они воспользоваться лестницей и подняться на борт вертолета.

Японец начертил на снегу двадцать три черточки. Зачеркнул четыре из них. Он долго говорил, часто употребляя слова: капитан, Асача, бот. Пилоты поняли, что капитан и с ним три человека отправились на боте в бухту Асача за помощью и не вернулись. Поняли также, что один рыбак не выдержал испытаний, выпавших на его долю, и скончался на руках товарищей.

Надо было иметь большое мужество, чтобы в двенадцатибалльный шторм на утлой лодчонке отправиться в рискованное плавание. Хотя берег и был рядом, но на протяжении многих сотен метров он обрывался отвесной гранитной стеной, на которую обрушивался кипящий океан. Капитан и его спутники были смелыми людьми. Такой вывод сделали летчики. Уже после окончания спасательных работ вертолетчики тщательно обследовали побережье, пытаясь найти рыбаков или хотя бы остатки бота. Но поиски оказались безуспешными...

Третьим рейсом сняли двоих. Сказать «сняли двоих» легко и просто, а на деле...

За трое суток пребывания в холодной воде люди ослабли. Жизнь в них поддерживала только надежда на спасение и великое желание жить. Чтобы подняться по лестнице в вертолет, сил не было. И Слава Буравель, спустившись по веревочной лестнице на палубу, показывает, как надо закрепляться на лестнице, чтоб удержаться во время полета над морем, уточняет, когда надо покинуть рубку, чтобы добежать до лестницы и закрепиться в отпущенные морем секунды между накатами волн. Ослабевшие, с негнущимися руками и ногами, в мокрой, схватившейся ледяной коркой одежде люди преодолевают расстояние в 12 метров, которые отделяют рубку от лестницы, на пределе человеческих возможностей.

Подвергая жизнь экипажа величайшей опасности, вертолет вновь и вновь прицеливался, чтобы положить звенья лестницы как можно ближе к людям. Сильный ветер раскачивал лестницу, которая могла каждую секунду зацепиться за поручни или за любой выступ на корабле. Надо быть мастером своего дела, чтобы держать вертолет на висении при скорости ветра, когда законом запрещаются полеты. Сделать это может человек, который чувствует вертолет не только руками, но и всем своим существом.

После очередного наката волны вертолетчики снова и снова клали на палубу два-три звена лестницы, а люди по одиночке спешили — до наката волны, до отрыва трапа от палубы — дойти и закрепиться.

Когда на шхуне осталось пять человек и среди них двое больных, технологию спасения пришлось изменить. Ослабевший не мог успеть сам подойти к лестнице. И его вынесли, положили у поручней. Уцепившись за поручни, японец остался на палубе один. Если удержится, выдержит удар волны — будет спасен, не выдержит... Это понимали не только рыбаки, но и вертолетчики. Рыбак удержался. Как только ушла волна, два звена веревочной лестницы лежали уже на палубе. Расчет был прост: находившийся на палубе человек успеет доползти до лестницы, закрепиться, вертолетчики оторвут его от палубы до наката волны. Но этого не произошло. Набежавшая волна подхватила лестницу, и вертолетчики едва успели подняться. Спустили вторично, и опять напрасно. Тогда, снизившись ниже предела безопасной высоты, вертолетчики положили лестницу на человека. Японец просунул ноги между звеньями, ухватился руками. Каждое его движение казалось сверхмедленным. В душе вертолетчики торопили: «Скорей, скорей...» В момент, когда вторая рука японца ухватилась за лестницу, бортмеханик закричал что есть силы: «Юра, давай вверх!»