Вокруг Света 1974 № 08 (2407) - [9]

Казалось, можно и отдохнуть. Но при входе в Рижский залив подошел «Капитан Федотов». Заборщикова срочно вызывали на «Сага Сворд». Штормовая ночь принесла норвежскому судну дополнительные пробоины в машинном отделении. Прежде чем снять судно с камней, необходимо было заделать их. И снова Михаил Заборщиков вместе с водолазами забивал клинья и чопы в пробоины. Три насоса едва успевали откачивать воду... Когда водолазы обследовали у приемного буя стянутое с камней норвежское судно, никто не хотел верить, что пробито междудонное пространство по всему корпусу, что трещины достигали в длину до пятнадцати метров. При ударах о камни был вырван кингстон; и два трюма оказались затопленными водой до уровня моря. В некоторых пробоинах все еще сидели валуны. Даже на ходу они не вывалились. «Дырявый, как решето», — констатировали водолазы.

...Тишину купе снова нарушил голос Анфертьева:

— Похоже, сидит крепко. — И добавил: — Это напоминает знаешь что?

Конечно же, Заборщиков знал. Он только что думал об этом. Французское судно «Мелюзин» так же село на камни, как «Сага Сворд». Во всяком случае, ситуация показалась Заборщикову знакомой, но точных и окончательных данных у него не было и потому, поворачиваясь к стене и натягивая одеяло, ответил:

— На месте выясним. Давай спать. — И в который уже раз подумал: только бы погода не подвела...

К банке Усмадал, где на камнях сидел французский транспорт, подходили в то время, когда с «Лисянского» заводили на корму «Мелюзин» буксирный трос. Здесь собрался целый флот. Над всеми судами возвышалась труба «Мелюзин» — черного цвета, с двумя поперечными белыми полосами и сине-белым кругом посередине. Во всю длину судна были подняты шесть красных щитов шести вместительных трюмов. Корпус судна сидел настолько низко, что казалось, до воды рукой подать. Хотя для кораблей этого типа и характерен низкий борт, но сейчас было очевидным, что «Мелюзин» потеряла значительную часть своей осадки и даже непосвященный мог бы заметить, что грузовая ватерлиния скрылась под водой. С двух сторон «Мелюзин» работали плавучие краны: они переносили груз в трюмы двух стоящих рядом лихтеров. Вокруг сновали вспомогательные суденышки и катера. Ледокольный спасатель «Юрий Лисянский» стоял кормой к корме аварийного судна.

Капитан французского судна Жан Лемовеллик принял представителей спасательной операции в своей просторной каюте, похожей на холостяцкую квартиру. Посередине стол для заседаний, у левого борта перед телевизором маленький круглый столик с пепельницей, наполненной окурками. Капитан был немолодым человеком, с коротко подстриженными седыми волосами, невысокого роста. Пожелтевшие от курения и кофе глаза, тяжелые от бессонницы веки. Вместо традиционного на кораблях морского пейзажа на стене висела картина, написанная маслом, с видом замка, стоящего на зеленом холме; у подножия холма крестьянин с плугом идет за буйволом. Взгляд капитана был несколько секунд настолько отсутствующим, словно он не капитан корабля, а тот крестьянин с картины и все, что произошло с судном, для него такая же неожиданность... Наконец, осознав, что к нему пришли, он указал на стулья, что-то тихо сказал, как человек, не знающий языка, на котором придется вести беседу, но вдруг, распечатав новую пачку сигарет, глянул на единственно знакомого ему человека — Шмидта Айчувакова, капитана «Юрия Лисянского», и по-английски спросил его:

— Что нового?

Айчуваков был самым молодым. Загорелый, с темными, короткими, густыми волосами и открытым, располагающим к знакомству лицом. Он представил французскому капитану Заборщикова, Анфертьева и переводчицу инфлота, сидевшую с томиком морского русско-французского словаря.

Михаил Никитич сразу же приступил к делу:

— Спросите у капитана, брал ли он воду в балластные танки, когда вышел из Таллина?

— Я уже спрашивал, — ответил Айчуваков. — Когда выходили из Таллина, танки были пустыми.

Анфертьев попросил чертежи судна. Капитан позвонил, и, когда принесли чертежи, Георгий Михаилович с головой ушел в них и уже не участвовал в разговоре.

— Какие у вас будут пожелания? — обратился Айчуваков к Жану Лемовеллику.

— Снимите нас поскорее, — улыбнулся французский капитан и спросил: — Для стягивания моего судна подойдут еще спасатели?

— Если понадобится — подойдут. Но это станет ясно завтра утром, когда прояснится ситуация. — Айчуваков взглянул на Заборщикова и перевел ему вопрос капитана. Михаил Никитич кивнул:

— Пока позволяет погода, необходимо разгрузиться, обследовать подводную часть судна, выявить характер повреждений. Если в днище валуны — выгружать придется много.

...Едва первый водолаз поднялся из воды и открыли иллюминатор его скафандра, он сказал:

— Картина ужасная. Судно сидит на камнях с первого до четвертого трюма по бортовые кили. В этом районе днища местами есть просветы высотой в человеческий рост. Некоторые валуны, пробив днище, застряли в корпусе. Пробоины в носовой части, на скуле судна, а по центру корпуса идет вмятина длиной около пятнадцати метров. Есть трещины... На грунте, приблизительно под первым трюмом, лежат куски металла. Кормовая часть, начиная от четвертого трюма, и носовая до первого — на плаву.