Вокруг Света 1974 № 08 (2407) - [10]

К погружению готовится второй водолаз Яков Унтура. В отличие от только что поднявшегося Смирнова он высокого роста, с крупными чертами лица. Пока двое натягивали на него водолазный костюм, Смирнов, освободившись от своего, подошел к Унтуре:

— Слушай, от первого трюма по левому борту в сторону кормы будь осторожен. Валуны торчат в корпусе. Возможно, они держатся на щебенке. От вытравленного воздуха щебенка может расшататься и тогда... В общем, осторожней.

«Совсем как на «Сага Сворде», — думает Михаил Никитич. — Только в отличие от «норвежца» капитан французского транспорта не стал дожидаться шторма или возможных последствий, а сразу дал согласие на проведение спасательных работ. Правда, положение «Мелюзин» не из легких, но погода пока спасает...» Заборщиков подошел к водолазу:

— Задержись подольше у третьего левого балластного танка. Осмотри повнимательнее корпус. Насосы работают, а вода в танке не убывает.

По рассказам водолазов Анфертьев на планшете восстанавливает картину сидящего на камнях судна. Закончив какой-то штрих, инженер с неизменным «Беломором» в уголке губ подходит к Михаилу Никитичу:

— Смотри, что получается: судно сидит на камнях в районе первых трех трюмов. Носовые балластные танки затоплены. Мы их можем продуть и вытеснить воду. Дальше. Из первого трюма половину угля выгрузили и приступили ко второму. Таким образом мы облегчим носовую часть судна, и тогда корма опустится...

— А при снятии судна с камней, — закончил мысль инженера Михаил Никитич, — можно повредить винт и рулевое управление.

— Да. Я думаю, чтобы держать нос на уровне кормы, — продолжил Анфертьев. — надо одновременно разгружать третий, четвертый и пятый трюмы.

— Хорошо. Сейчас подойдет новый кран, мы поставим один большой на правый борт, а два маленьких — на левый...

Постепенно положение французского транспорта становилось все яснее. Когда на банке Усмадал «Мелюзин» села на камни, она пропорола днище, и вода затопила междудонный танк, а через открытые горловины вода стала заполнять левые бортовые.

К вечеру из трюмов «Мелюзин» выгрузили две тысячи тонн угля. До утра обещали выгрузить около трех тысяч. На буксирах доставили два мощных компрессора. Предстояло сжатым воздухом вытеснить из затопленных отсеков воду и наглухо задраить их.

Анфертьев ходит по палубе в своем тяжелом и длинном пальто. Он занят расчетами: подсчитывает потерю водоизмещения, чтобы определить, сколько предстоит еще выгрузить и какая тяговая сила потребуется для стаскивания судна с камней. Все свои сомнения отмечает в блокноте двумя волнистыми линиями. Если и открывает рот, то говорит только формулами — лямбды, сигмы, интегралы, дифференциалы.

Заборщиков никак не может понять: откуда поступает вода в третий бортовой танк? Он внимательно выслушивает водолазов, но, кажется, собирается сам опуститься в этот отсек, чтобы попытаться отыскать причину. На палубе изредка появляется капитан Жан Лемовеллик. Притихший, седой, домашний человек. Пройдя по палубе, он снова скрывается в своей просторной и пустой каюте с плугом на картине.

Утром 2 апреля неожиданно задул северо-восточный ветер. Резко начал падать уровень воды в море. Кажется, начиналось то, чего больше всего опасался Заборщиков.

Капитан Айчуваков связался с Заборщиковым и передал, что он отходит от «Мелюзин» на длину буксирного троса. Надо торопиться, чтобы не дать «французу» плотнее сесть на камни. Заборщиков и сам понимал, что пора завершать продувку и герметизацию затопленных отсеков и что в третий танк ему так и не удастся опуститься... Придется готовить и этот танк к продувке. Позже Михаил Никитич, перебрав все возможные варианты, пришел к заключению, что где-то в переборке образовалась трещина. Но обнаружить ее не удалось. Погода портилась.

Ровно в пятнадцать часов, когда продувка была закончена и из трюмов выгрузили свыше четырех тысяч тонн угля, от «Мелюзин» стали отходить лихтеры, краны, буксиры, водолазный бот. Шесть красных щитов на «Мелюзин» начали опускаться, закрывая трюмы. Французские моряки забегали по палубе, появились на юте, на баке. Капитан занял свое место в ходовой рубке. Рядом Михаил Никитич. И снова он невольно вспомнил «Сага Сворд» и «Миноан Чиф», вспомнил шторм и недружелюбную атмосферу, созданную Петерсоном...

— Внимание, — раздался в динамиках голос капитана Айчувакова, — экипажу приготовиться к снятию аварийного судна. — Голос звучит твердо. Интонации жесткие. — Задраить бортовые двери, иллюминаторы. Выход на главную и кормовую палубы запрещается... На баке — вира якоря. На корме — травить трос до 230 метров.

С борта «Мелюзин» Заборщиков сообщает на «Юрий Лисянский», что дизели запущены, трюмы закрыты. Михаил Никитич прекрасно понимает, какую скорость может развить «Мелюзин» своей массой, и поэтому на аварийном судне оба якоря в готовности, чтобы в случае необходимости отдать их и сдержать силу инерции.

«Юрий Лисянский» потихоньку идет влево. Постепенно всплывает трос. Кто-то в рубке сказал:

— Похоже, пошли...

— Прекратить разговоры! — резко приказал Айчуваков. — На румбе?