Вокруг Света 1974 № 03 (2402) - [33]

— Вот и все, — сказал Красиков. — Больше ничего не будет.

Как это непохоже на современные эксперименты в физических и химических институтах! Но дело не в этом. Главное, что эксперимент протекал не в лабораторных, а в естественных, природных условиях. До сих пор геология лишь брала от природы, ничего не давая взамен, черпала из недр, не восполняя запасов, и даже самая мысль об этом еще недавно показалась бы несуразной. Устюртский же эксперимент, быть может, означает переход к новой геологии, к науке о восполнении запасов полезных ископаемых...

Поток продолжал бежать мимо нас, и дно ровика уже покрылось мутной водой. Пройдет несколько часов, и она просочится вниз. Ведь теперь препятствий на ее пути нет. Она дойдет до соленой воды. Но не растечется ли по ней? Не смешается? Удержат ли ее трещиноватые известняки? Никто не смог бы ответить сейчас на эти вопросы.

— А если ничего не выйдет? — спросил я Красикова.

Он пожал плечами:

— Попробуем закреплять известняки... — И отмахнулся: — А в общем, еще не знаю.

Мы замолчали. Я знал, что Красиков не поддержит моих мечтаний, и не высказал их вслух. Я думал о том, что пройдет несколько лет, а может, и больше, и Устюрт покроется вот такими круговыми ровиками с островками посредине. И любой путник, перейдя по мостику на островок, сможет подойти к колонке, открыть кран, и потечет чистая, холодная вода. Янги сув — молодая вода пустыни.

Яков Кумок, наш спец. корр.

Кызылкум — Устюрт

Танец гончаров

Попробуйте предложить гончару изготовить идеально правильный глиняный горшок, не пользуясь гончарным кругом. Можно ручаться, что лишь немногие из самых опытных мастеров возьмутся за такое трудное дело. В таиландской же деревне Банкхамор с ним справится любая женщина. «Моя мать научилась у своей матери, а ту учила ее мать...» — так обычно отвечают банкхаморки на вопрос, давно ли у них в деревне появились гончары. Любые хронологические изыскания тут бесполезны. Судя по археологическим находкам, женщины занимаются в Банкхаморе гончарным ремеслом по крайней мере 6 тысяч лет!

Секреты гончарного дела мастерицы из деревни Банкхамор начинают постигать с детства. Казалось бы, что хитрого сжечь рисовую шелуху, накопать глины, добавить в нее немного пепла да светлого промытого песка и тщательно размять? Между тем проходит два-три года, пока девочке доверят самостоятельно выполнять эту незамысловатую операцию. И лишь в 10—12 лет она впервые приходит на свое постоянное рабочее место — к невысокому пеньку в тени раскидистого дерева и берет в руки комок глины, которому предстоит превратиться в широкогорлый кувшин, пузатый горшок или чашу с затейливым орнаментом.

Вначале юная мастерица лепит из глины заготовку — цилиндр с толстыми стенками. Затем внутрь вставляется хинду — небольшая груша из обожженной глины — и начинается собственно гончарная работа: шажок вокруг пня и легкий хлопок деревянной лопаточкой по податливой глине. Шажок — хлопок, шажок — хлопок. У опытных мастериц движения настолько ритмичны и грациозны, что со стороны кажется: исполняется какой-то необычный экзотический танец.

Постепенно под «ударами молота» — деревянной лопаточки на глиняной «наковальне» — хинду — возникает горшок, миска или кувшин. Теперь предстоит самое ответственное — завершить отделку, то есть мокрым мягким мхом сгладить малейшие неровности на ставших совсем тоненькими стенках, а затем, вынув хинду, осторожными прикосновениями подушечек пальцев вывести ровный красивый край. Это поручается лишь наиболее опытным из мастериц Банкхамора — тем, кто имеет, так сказать, «личное клеймо». Готовые гончарные изделия несколько часов сушат на солнце, а затем обжигают на раскаленных углях, засыпав песком. Тем временем деревенские девчонки уже накопали целые корзины свежей глины. Завтра с утра мастерицы опять возьмут в руки хинду и, подобно своим матерям, бабушкам и прабабушкам, займутся гончарным ремеслом.

С. Барсов

До Фаши — один колодец

Окинув войлочный полог палатки, Айджи высовывает сначала левую, потом правую ногу, обутые в широкие сандалии. Пальцы погружаются в холодный песок. Айджи плотнее запахивает гандуру — длинную белую рубаху без рукавов. Сверху надета еще одна рубаха, цвета индиго, а на нее широкий шерстяной плащ, но Айджи все равно мерзнет. «Сахара — холодная страна, в которой часто бывает жарко», — говорят туареги. Айджи смотрит на небо. Сириус бледнеет — скоро утро, пора поднимать караван.

Айджи плохо спал эту ночь. Все чудилось ему, будто пронзительно кричит воробей асхара, а это верный признак, что следующим утром умрет человек. А может быть, верблюд? Все в руках аллаха.

Медугу, как называют старшину каравана туареги, идет мимо спящих верблюдов и, не сдержавшись, пинает ногой желтого дромадера, который вчера неловко опустился на колени и порвал веревки, стягивающие плиты соли. Соль рассыпалась белой грудой на песке, верблюды сломали строй и с жадностью накинулись на лакомство. Теперь они еще больше хотят пить, а вода в овечьих бурдюках едва плещется на дне. На трудном многодневном пути от Бильмы до Агадеса всего один оазис Фаши. Сегодня надо непременно добраться до него, там их ждет вода, а может быть, и выгодные сделки. Пора! Пора!