Вокруг Света 1973 № 11 (2398) - [2]

— По другим прогнозам, — продолжала Татьяна Павловна, — ледоход ожидался гораздо раньше, чуть ли не третьего мая, а начался все-таки восьмого числа, когда сумма положительных температур достигла девяноста градусов. Вот и вся хитрость...

...Георгий Аркадьевич, словно продолжая свои размышления, проговорил:

— Вода прибывает.

После его слов прошло несколько секунд, и прямо на виду у всех стоящих на эстакаде река вспухла и поднялась, как закипающее молоко. Гул и треск усилились. По какой-то немыслимой дуге дальние ледяные поля приближались к двум большим пролетам. Вдруг почудилось, что быки потеряли высоту и бетонное сооружение плотины вместе с эстакадой быстро опускается в воду. Все как бы уменьшилось в масштабе, до воды, казалось, рукой подать. Из-за хребтов выползли низкие, тяжелые облака. Усилился ветер. Течение стало быстрее. Даже закралось сомнение: вдруг бетон не выдержит? Смотрю на Ипатова. Он знает все слабые места: где лед может обломать свежий бетон, сорвать арматуру, куда просочится вода. Георгий Аркадьевич смотрит на быстрину и, переводя рассеянный взгляд с одного объекта на другой, говорит:

— Кажется, теперь особых ЧП не должно быть...

После вчерашней беседы я знал, что больше всего его беспокоило: как поведет себя гребенка плотины, когда сквозь нее ринется лед? Он говорил, что малейшая неточность в расчете скорости воды может дать большое увеличение силовых воздействий на сооружение. Последние месяцы у Ипатова были особенно напряженными: надо было нарастить быки, положить как можно больше бетона, чтобы в ледоход вода не затопила основания, смонтировать пятисоттонные краны, которые поднимут затворы на безопасную высоту. Он говорил, что, если бы не успели подготовиться, дело могло обернуться большой потерей средств.

Склонившись над деревянными перилами, он продолжает внимательно разглядывать движение льда, воды, пытаясь предугадать, как поведет себя река. Но, судя по тому, что Георгий Аркадьевич обронил: «Пора обедать...» —лед проходит, с его точки зрения, без неожиданностей.

Однако неожиданность произошла. В диспетчерской, куда мы зашли, чтобы сдать защитные каски, Ипатову сообщили:

— В верховьях сорвалась баржа длиной в двадцать пять метров и к вечеру может оказаться у плотины.

...В восьмидесяти километрах от створа плотины, в затоне зейских судов, ледоход прорвал дамбу. Речники успели околоть лед, освободить суда и подтянуть к берегу. На реке оставались четыре баржи, пришвартованные вместе — лагом. Три баржи стояли во льдах, а четвертая на плесе. На берегу сорвало швартовую тумбу, баржу начало сносить, и она угрожала потянуть за собой остальные. Пришлось обрубить швартовый конец и пожертвовать этой баржей. Остальные три удалось освободить ото льда, подтянуть к берегу. Речники сразу же сообщили о случившемся, понимая, что перед гребенкой плотины может случиться непредвиденный затор...

В столовой Ипатов молчит. Я мысленно представил себе, что может натворить эта треклятая баржа, если ее развернет бортом и она закроет один из пролетов. Неожиданно раздался взрыв. Слегка дрогнул под ногами пол, и послышался. звон разбитых стекол. К взрывам в котловане второй очереди здесь привыкли, тем более что они сотрясают все вокруг именно в обеденный перерыв, когда на участке сооружений никого нет. Через секунду о взрыве забыли, и только паренек за дальним столиком громко пошутил:

— Не свалился бы от взрывной волны вагончик Ломакина...

Прорабский вагончик гидромонтажников стоит на стене, разделяющей русло реки. Стекла Ломакин давно уже перестал вставлять, а сам вагончик, как я слышал, действительно придется отодвинуть краном подальше or осыпающегося края стены.

Из столовой Ипатов направился к себе в управление, а я вместе с Ломакиным — снова на эстакаду.

Кажется, что течение успокоилось — такими тихими издали выглядят льдины. Но уже у диспетчерской видишь, как из бетонных коридоров вылетают под напором воды глыбищи льда, попадают в гигантский водоворот и, только выйдя из него в широкое русло, спокойно уходят в низовья, лениво покачивая боками.

На склонах хребтов уже краснеют первые кусты багульника... Высоко на вырубленных в хребтах ступенях темные фигурки скалолазов. Они счищают осколки породы и сбрасывают их вниз.

Увлеченные рекой, мы не заметили, как вошли в опасную зону и сверху посыпались камни. Тут только увидели девушку: в одной руке красный флажок, а в другой букетик подснежников.

— Почему не останавливаешь? — крикнул Ломакин девушке и, не дождавшись ответа, улыбнулся: — Ну как на нее сердиться? Солнце пригревает, весна вокруг. Самая пора ей цветы собирать...

Виктор идет спокойной, пружинистой походкой. Осунувшееся, обветренное лицо.

Вспоминаю, что в городе слышал, как один приятель рассказывал другому:

— Встречаю после работы Ломакина:

«Что с тобой, Виктор?»

«Сроки жмут, — отвечает. — Работаем днем и ночью».

Встречаю через месяц:

«Ты что, опять не спал?»

«А у меня, — говорит, — с той поры ни одной спокойной ночи не было».

Пересказываю Виктору. Он смеется: