Вокруг Света 1973 № 07 (2394) - [48]

Позднее и нам довелось встречать кавандо. По крутым склонам гор, сквозь потемневший и прозрачный весенний лес, когда молодые почки заставили опасть последний прошлогодний лист, почти бегут странного вида люди. Обросшие, в неопределенного цвета одежде, с коваными кинжалами в ножнах из рыжей летней шкуры косули, с закопченным котелком, мешочком чумизной крупы и соли в сетке за плечами, с длинной палкой в руках. Впереди главный кавандо.

Но вот зверь сделал петлю, неожиданный бросок, вскочил в речку... Секундная остановка. Первый и второй расходятся и, тщательно присматриваясь, обшаривают все вокруг: кромку каменистой осыпи, берега. Третий ждет, замерев там, где был виден последний отпечаток копыт. «Есть!» — кричит один из ведущих, и погоня продолжается. В это время они не боятся кричать.

Но когда идут, чтобы добыть летом панты, незаметно подойти к хитрому чуткому пантачу, тогда переговоры только шепотом, а больше на языке зверьков и птиц. Потерял след — пи-ик! — писк бурундука; нашел — тук-тук-тук — дятлом: «пошли дальше». А заметив осторожного старого самца на недосягаемом для выстрела расстоянии, раздеваются догола. Кожа человека — идеальный материал, не издающий никаких звуков при соприкосновении с травой и кустарником. Босая подошва живо чувствует могущие треснуть веточки, позволяя вовремя обойти их, и все это на ощупь, глаза заняты, они смотрят только вперед. Голое тело натерто полынью или другими душистыми травами, отбивающими «дух» человека, который зверь чует издалека. Вот до каких высот было доведено искусство этих легендарных следопытов, со школой которых нашей семье посчастливилось близко познакомиться...

Однако наши встречи с прославленными «профессорами» произошли много позже. А в этот вечер мы слушали неторопливый рассказ Чхун Бона, стараясь не пропустить ни слова.

Дверь на крылечко была раскрыта настежь, в проем глядела звездная ночь. Со двора тянуло осенней свежестью, подсыхающим кунжутом, тыквой, кукурузой, красным перцем, развешанными на плетне и соломенной крыше фанзы. Чхун Бон снова набил трубку и выпустил струю едкого дыма от самосада.

— Мне жаль оленей, их уже совсем мало осталось в наших горах. Но и этих, пойманных, мы не сумеем правильно содержать, это не просто. У меня в загородке им тесно, боюсь, будут болеть без движения. Да и кормить зиму сложно, нужно еще знать чем... Вы знаете это дело и будете их разводить. Это хорошо. Я уступлю вам всех и буду приезжать в гости, смотреть...

Позднее Ким Чхун Бон стал большим другом нашей семьи, часто гостил по нескольку дней. Зимой мы не раз удачно вместе охотились на кабанов.

На двухколесных арбах, запряженных волами, мы перевезли оленей в свое хозяйство «Новину», построили капитальный оленник. Крытые каменные помещения — от зимней стужи и летних дождей — были обнесены еще высокой оградой из толстых лиственничных досок. Доски были расположены горизонтально, с промежутками в несколько сантиметров. Это позволяло людям постоянно наблюдать животных и давало возможность оленям видеть людей и привыкать к ним. По верху ограды шли кронштейны, увитые колючей проволокой. То была страховка от визитов нередких в этих краях барсов.

Через год поймали еще пару самок, потом еще. Олени быстро прижились и начали размножаться. Вскоре ограду пришлось расширить, а загон поделить на большие и малые дворы: в одном находились мамы с малышами, в другом молодежь, поодиночке содержались некоторые драчливые рогачи. Их мы, разумеется, не убивали, только спиливали в лучшую пору молодые рога. Желающие приобрести панты и напиться крови во время этой операции записывались в очередь с ранней весны.

Процесс срезки не прост. Станок, в котором зажимают тело оленя, теперь широко известен на Дальнем Востоке. Однако он действительно является «изобретением братьев Янковских» — моего отца и дяди, как справедливо писал Г. А. Менард (1 Г. А. Менард, Пантовое хозяйство. Москва, 1930.). Это устройство, в котором при помощи рукоятки, выходящей за пределы станка, две толстые доски на шарнирах, обитые войлоком, мягко зажимают бока животного; голова его оказывается на деревянном валке, а ноги благодаря опускающемуся при нажатии педали полу повисают в пространстве, не имея точки опоры. И все-таки сильного зверя держат за круп и голову четыре-пять здоровых мужчин, пока один, из них быстро не спилит маленькой ножовкой полумягкие, полные крови панты. Кровь брызжет из мелких сосудов, как из пульверизатора, обдавая всех высокими сильными струями...

Счастливый обладатель пантов имел право напиться этого горячего и солоноватого эликсира молодости. Но он до дрожи боится буйного строптивого зверя и до поры до времени покорно сидит на корточках сбоку от станка за спинами спильщиков. Но вот операция подходила к концу, и его окликали. Он очень взволнован: трясясь, как в лихорадке, жадно присасывается к срезу губами, стараясь ухватить ртом весь шести-семисантиметровый в диаметре «пенек»: то один, то другой. Самозабвенно, как в трансе, с закрытыми глазами глотает бьющую в нёбо горячими струями кровь. Он в таком экстазе, что не в силах перестать пить. Его буквально отрывали от головы зверя.