Вокруг Света 1970 № 12 (2363) - [15]

Наша лодка лежала высоко на берегу и жарилась на солнышке. Мы перевернули ее. Пятясь, я вошел в воду, босиком, конечно, и мы столкнули ее в веселую, по-летнему искрящуюся зыбь. Мы сложили наши припасы, Старик взял шест и оттолкнулся от берега, направляя лодку к краю болота, где стоял скверный, бьющий в нос запах тины, но зато там, добавляя лишней ряби, ходили стайки кефали и креветок. Старик положил шест в лодку и взял накидку. Он тряс ее до тех пор, пока она не развернулась и не повисла, словно тяжелая юбка, и затем очень осторожно опустил в воду, чтобы она намокла и не спуталась при броске.

Если вы не знаете, что такое накидка, — так это штука, похожая на юбку «солнце-клеш», в подол ее вдеты бечевки, концы которых пропущены сквозь узкое роговое кольцо горловины. При броске подол раскрыт, накидка скатертью ложится на воду, и свинцовые грузила быстро увлекают ее парашютом вниз. Простым рывком бечевки накидку можно превратить в закрытый сетчатый кошель — надежную ловушку для всего, что окажется внутри. Конечно, накидкой можно пользоваться только на мелководье, на глубине свыше четырех-пяти футов от нее мало проку, а забрасывать ее, как я убедился, — это настоящее искусство и самый верный способ раздобыть наживку с минимальной затратой сил.

Старик встал и легким движением расправил накидку, подобно тому как тореадор расправляет свой плащ. Он взял одно грузило в рот, левой рукой он держал бечевки, а правой сжимал кусок подола. Таким образом, получилось треугольное построение: правая рука, рот и левая рука, которой он придерживал левый внешний край подола. Не выпуская его, Старик завел левую руку за спину, правая рука его легла поперек груди, и он швырнул сеть. Она закружилась и, грациозно развернувшись, распласталась на поверхности воды, словно громадная круглая бабочка, накрыв стайку брыкающихся креветок. Погружаясь, она увлекла их за собой. Старик дернул левой рукой за бечевки и потащил сеть к лодке.

Бечевки стянули тяжелый подол, накидка захлопнулась и превратилась в надежный капкан. Когда схлынула вода, внутри сетки оказались крошечные дрыгающиеся серовато-желтые креветки. Старик втащил накидку в лодку, ослабил бечевки и осторожно вытряхнул ее. Сотня, а то и больше креветок запрыгала, заметалась по дну лодки. Старик собирал их пригоршнями и опускал в ведро с соленой водой.

— А теперь попробуй ты, — сказал он. — Это не так легко как кажется. Помни, когда бросаешь накидку, она должна у тебя раскрутиться, словно дамская юбка в вихре вальса, и, если ты забудешь про грузило во рту, это может тебе стоить пары передних зубов. И еще нужна сноровка, чтобы выбрать момент, когда дергать за бечевки. Ты должен дать ей время накрыть креветок, но не копайся, иначе они уйдут из-под низу. Ну, давай крутани.

Я провозился с этой сетью почти все утро. От грузила у меня болели зубы. Сеть все время запутывалась у меня в руках, и я дергал за бечевки то слишком рано, то слишком поздно, а иногда просто бросал ее на пустое место. Наконец я научился раскручивать ее и забрасывать в намеченное место и в конечном счете наловил фунта два креветок и мелких, трехдюймовых кефалей. Много лет спустя я получал огромное удовольствие, рыбача с накидкой на мелководье и вылавливая вполне приличную рыбу, которая приходила поохотиться на мелочь. Но тогда утром я едва не вывернул плечи из суставов, пока Старик наконец не сказал: «Довольно, давай перекусим и порыбачим на отливе».

Мы отошли от берега приблизительно на милю, туда, где вода образовала широкую воронку. Там Старик бросил якорь и вытравил всю слабину. Лодку отнесло в сторону, и она остановилась поодаль от воронки носом к быстрине. Мы начали разматывать лески и опускать их в воду, чтобы намокла крученка. Потом вытащили их, одновременно сматывая, и уложили аккуратными влажными витками на дно лодки. Старик полез в ведро и выбрал креветку порезвей. Он насадил ее на крючок, осторожно расправил спинку на бородке и забросил удочку. То же самое проделал и я.

И наловили же мы в тот день рыбы! Мы вытаскивали крупную морскую форель, которая заходит иногда в заливы и, бывает, весит по три-четыре фунта — чудесную пятнистую форель, яростно бьющуюся на крючке. Клевали окуни и ворчуны, которые хрюкают, словно обиженная свинья.

Мы даже поймали несколько больших окуней. Мы рыбачили до тех пор, пока наши руки, потрескавшиеся и изрезанные леской, не устали вытаскивать рыбу.

Теперь я склонен думать, что летний сезон обычно переоценивают. Он чреват солнечными ожогами, ядовитыми травами и отпуском, который влетает вам в копеечку. Но для мальчишки, каким я был тогда, лето было временем огромной, почти непереносимой радости. Занятий в школе, конечно, не было, и мы распевали бодро: «Нет ни книжек, ни уроков, ни учительских попреков». Лето было временем, когда я вырывался на волю от папы и мамы и жил у Старика. Лето — это время июньской мошкары и светляков, которые то включают, то выключают свои крошечные дорожные огоньки.

Если ты совсем маленький мальчишка, то что может быть лучше лета, проведенного у моря! Есть какая-то ласка в солнечном свете, танце легкой зыби, свежем морском бризе, дующем тебе в лицо, во вкусе соли на губах. Так было в тот день, когда Старик учил меня забрасывать накидку, и, казалось, вся рыба только и ждала, чтобы проглотить серых креветок, которых мы наловили у края смрадного болота.