Вокруг Света 1970 № 11 (2362) - [4]

Мы достраиваем аэродром. Это несложно. Основное сделали сами полярники. Матвеев оком бывшего летчика сразу замечает торосы, которые мешают посадке, их подрывают. Ломиками сдалбливают выпуклости на полосе. Трактором расчищают «карман», где самолет будет разгружаться. Трактор здесь называют «Хоттабычем», и не зря. Бывает, вся жизнь лагеря зависит от его тарахтящего движка: то перетаскивает дом подальше от трещины, то везет продукты с аэродрома, а то и лодку. Тракторист Толик, естественно, самый уважаемый на станции человек. И Арктика и Антарктика давно ему знакомы, и его здесь всякий знает.

Матвеев долго выбирает место, где примостить командный пункт, и наконец находит — в ложбинке перед высоким торосом. Отсюда ему лучше всего будет наблюдать за снижающимися самолетами. Рядом мы поставили свою палатку для движка. Пугачев, наш главный радист, уже разворачивает радиостанцию, и, пока Олег Брок, главный радист полярников, подтаскивает от лагеря телефонный провод, над нашими головами взвивается красный флаг на радиомачте. Почти все готово, осталось только заземлиться, но для этого нужно пробурить льдину. А толщина ее в этом месте — два наших домика на санях. Четыре с лишним метра. Но наконец и это сделано, и Пугачев отстукивает первую радиограмму. К приему самолетов все готово. Вернувшийся с осмотра окрестностей Матвеев грузно опускается у печки и, как всегда чуточку подумав про себя, вслух объявляет: «Молодцы ребята. Такую работу провернули. Лагерь перетащили на соседнюю льдину и полосу расчистили. Если они говорят, что по нескольку килограмм веса сбросили за эти дни, поверишь», — это он про полярников так, а потом вроде бы ненароком добавляет, что, «если подвижка начнется, полосу эту, поверьте мне, прихлопнет как муху».

Настоящую подвижку я видел лишь раз. Когда зимовал на острове Виктория. То ли в феврале, то ли в марте — над горизонтом уже поднималось солнце. Без всякой видимой причины, в полнейший штиль, ледяная поверхность моря пришла в движение. Двинулись всю полярную ночь простоявшие на месте айсберги с пятиэтажный дом, льды в два метра толщиной ползли на берег, вставали на дыбы, переворачивались. Грохот стоял, как если бы ударялись друг о друга вагоны при крушении поезда. Медведь отсиживался на острове, хотя собаки наши не оставляли его в покое ни на секунду, Никакая сила не могла заставить его вернуться в родное море, где все скрипело, ползло, трещало. Дня через два, когда все успокоилось, привычного, знакомого пейзажа мы не узнали. До горизонта море было покрыто непроходимыми торосами... И я рассказал про это в нашей радиорубке на КП. А Александр Кузьмич Пугачев вспомнил, как однажды у Северной Земли, где они высадили станцию, их льдину раскололо, а в образовавшейся на месте трещины большой полынье появились неизвестно откуда взявшиеся морские зайцы. Их было много, черные, блестящие громадные туши выскакивали из воды до половины. Зайцы пытались выбраться на берег и фыркали на людей. Но вскоре льдина сошлась, и зайцы пропали. Началось торошение, и на месте трещины уже была гора обломков, ледяной вал стал приближаться к палатке... Потом он рассказал про то, как их аэродром разъединило с лагерем СП-15, про трещину, что расколола их льдину в прошлый год.

С тех пор, как, подняв тучу снежной пыли, к нам опустился первый «борт» с первой партией груза — бочками солярки для дизелей электростанции, я потерял счет дням. Иногда мне казалось, что самолеты летают давно, что всего уже выполнено посадок двадцать и тонн тридцать груза перевезено, а Матвеев доставал свой блокнот, и оказывалось, что всего прилетело лишь десять или двенадцать самолетов и груз надо таскать да таскать. Работали тогда с Пугачевым мы круглые сутки, спали когда придется, и время от этого путалось, тем более что и днем и ночью сияло на небе солнце.

Берегу нужна была ежечасная погода нашего аэродрома и постоянная связь. Самолеты ИЛ-14 находились в пути по четырнадцать часов. Иногда случалось так, что аэропорты, выпустившие самолеты, к моменту их возвращения закрывались по метеоусловиям. На каждую машину приходилось по три экипажа. Отлетавший свою «саннорму» экипаж сменялся свежим, моторы самолетов не успевали остывать на морозе. Самолеты стартовали с материка с интервалом в час. Мы следили за их полетом. На полпути они дозаправлялись горючим на запасном ледовом аэродроме. Полоса на этом аэродроме была большая, и «горючку» туда подвозили тяжелые грузовые самолеты АН-12. Взлетев с ледового аэродрома, самолеты устанавливали связь непосредственно с нами и выходили по нашему приводу на точку. За несколько минут до посадки на связь выходил Матвеев. Он брал микрофон и забирался на торосы, а мы, пока он подсказывал условия посадки самолету, продолжали держать связь и следить за другими машинами, которые приближались к нам.

Столовались мы у полярников. Свою кают-компанию они называли «Миллибар». Она была не очень просторная, не очень светлая. В тамбуре, где надо было раздеваться, снежные кристаллы свешивались с потолка как сталактиты, и, открывая дверь, каждый пропускал впереди себя облако холодного пара, поэтому, войдя, надо было немножечко постоять, чтобы всех разглядеть. Стены и потолок здесь были деревянные, цвета мореного дуба, как на корабле. Небольшая библиотека, портрет Ленина, карта с дрейфом, маленькие квадратные окошечки под потолком, со шнурковыми выключателями вентиляторы, газовый инфракрасный камин. У повара — курчавого балагура Яши — были всегда вкуснейшие обеды. Одни супы — то со снетками, то с грибами — чего стоили! А жареные куры, а лангеты! А огурцы, патиссоны и прочие разносолы! А клюква, которая всегда стояла в туесках на столе!