Вокруг Света 1970 № 02 (2353) - [7]

Нетужилов включает бортовые огни — пусть видят штурманы самолетов, что летят выше, пусть, задержат руку на сбрасывателе бомб! А враги? Пусть тоже видят! Пусть... Все равно не скрыться от света прожекторов, не отвернуть от выстрелов. Самолет вышел на боевой курс.

Наверное, фашистские зенитчики озадачены видом самолета, идущего на мост с зажженными огнями. На секунды стихает огонь, но тут же обрушивается с новой силой. Теперь большинство зениток нацелено на самолет Нетужилова.

А мост горбатится, выгибается навстречу. Опадают водяные столбы разрывов, и слабеет огонь противника. Голубые пунктиры гулеметных трасс и яркие полосы реактивных снарядов исчерчивают небо над зенитными батареями врага — друзья-однополчане поняли маневр товарищей и прикрывают их своим огнем.

За хвостом глухо лопаются разрывы бомб. Взрывная волна догоняет самолет, и он подпрыгивает на ее упругом теле. Страшная боль в ноге. Глаза Николая затягиваются багровым туманом...

— Бери управление, Володя, — едва выдавливает короткую фразу Нетужилов. — Бери...

На КП настойчиво пищат зуммеры полевых телефонов.

— Венера, Венера, я — Ястреб! — вызывает Тося штаб дивизии. — Товарищ гвардии подполковник, Венера на проводе.

Командир берет трубку.

— Венера? Товарищ тридцать первый? Докладывает

Ястреб-один. Цель накрыта! Так точно. Все на базе. Тяжело ранен лейтенант Нетужилов. Есть! Приступаем! Хорошо. Передам. Служу Советскому Союзу!

Командир осторожно, будто очень хрупкую вещь, кладет трубку на стол рядом с Тосей и легким движением пальцев касается ее волос.

— Вот так, дочка... Война. И спрячь слезы! Еще много людей не дойдет до победы. И нелегок к ней путь...

Командир поворачивается к летчикам.

— Товарищи! Командир дивизии за мост объявляет благодарность. Сегодня утром войска Белорусского фронта переходят в наступление! Приказано ударить по переднему краю противника, проложить путь пехоте. По самолетам!

3

Сегодняшней ночью опять предстоят боевые вылеты. Где-то скопились танки противника, где-то концентрируется пехота врага, и полку поставлена задача нанести по ним удар. Недавно село за горизонт солнце, в небе разлит лимонно-желтый свет луны, и поэтому кажется, что еще не окончился день. Почему-то болят глаза, будто в них насыпан песок. Так уже было. Под Сталинградом, когда не было времени выспаться. Та же резь в глазах, то же ощущение песка... И вроде стало темнее. Я смотрю на луну. Нет, небо не подернулось облаками. Значит, испарения с земли начинают сгущаться, и образуется дымка.

— Как находишь видимость? — спрашиваю Ивана Шамаева; сегодня он идет со мной на задание.

— Отличная! И луна в полную морду! Как днем.

М-м-да!.. Откуда взялась эта дымка перед глазами? Наверно, надо отоспаться.

— А сам ты что, не видишь? — спрашивает Иван.

— Вижу, но... при полной луне, если появятся перистые облака... Будем заметны на фоне облаков.

...Туман. Туман перед глазами. Самолет нацелен носом в туманное небо. Почему в туманное? Луна... Наверное, в ее свете растворились огни старта?

— Иван, как видимость?

— Далась тебе сегодня эта видимость! Лучше не бывает!

— Не нравится мне эта дымка... Как бы в туман не перешла.

— Какая дымка? Протри глаза. Что-то не узнаю тебя сегодня.

— Я сам себя не узнаю...

— Дрожь в коленях?

— Поди ты...

— Смотри, Бекишев зеленым фонарем, наверно, уже десятый раз машет! Взлетай!

Я даю полный газ.

А все-таки дымка сгущается. Она мягко смазала линию горизонта и начинает растворять очертания плывущих внизу ориентиров. Что-то уж очень быстро сгущается дымка.

Ослеп?! Стоп!.. Погоди, погоди. Главное — не волнуйся.

Я снимаю перчатку и опять — в который раз! — осторожно протираю глаза. Нет, видимость от этого не улучшается. Пожалуй, наоборот. Туман... Туман обволакивает самолет.

Что ж, надо переходить на пилотирование только по приборам.

Я включаю кабинный свет. Так вроде лучше.

— Зачем иллюминацию включил? — интересуется Иван.

— Тренируюсь в пилотировании по приборам.

— Цирк! Нашел время... Скоро к линии фронта подойдем. А там всего десяток минут до цели. Кончай тренировки!

Я отрываю взгляд от приборов и осматриваюсь. Туман из серо-голубого превратился в багровый. Сгущается, темнеет... Переношу взгляд в кабину. Туман пробрался и сюда.

— Иван, сколько до линии фронта?

Только бы не выдал голос. Совсем пересохло горло.

— Минут десять, пятнадцать.

— Как пройдем, скажешь.

— Сам увидишь. Смотри, смотри! Вон какой фейерверк! Наверное, наши подходят к цели! Да выключай, наконец, свет!

— Я хочу выйти на цель «вслепую».

— Цирк! — Иван сердится. А туман все гуще. Уже заволакивает приборы... Сколько я еще буду их видеть? Успеть бы пройти линию фронта и освободиться от бомб... Что делать? Сказать Ивану? Сказать прямо: «Я ослеп!» А потом? Нет! Сначала освободиться от бомб. Оставить самолет?! Нельзя! Он может упасть на людей. На наших людей!.. Что же делать, что делать?!.

Липкие струйки пота стекают по лицу. Я слизываю их языком. Рубашка прилипла к телу. Страшно хочется пить. Я уже не различаю стрелки приборов. Лишь багровые круги...