Вокруг пальца - [54]

— … и самую красивую женщину, — закончил он словами и поцелуем.

Глава 26

Я отстранилась немного. Отвернулась вполоборота, спасаясь необходимостью куда-то повесить мокрый джемпер.

— Не бойся, малышка, — нежно проговорил Джек, проводя ладонью по моим волосам. Его дыхание было так близко, так сладко.

— Я не боюсь, — ответила я и облизнула внезапно пересохшие, горячие, припухшие губы. — Точнее, боюсь… — я повернула к нему голову и подняла глаза, — боюсь, что если я… мы…, то ты перестанешь меня уважать…

В глазах Джека засветилось изумление, смешанное с восхищением.

— Но я уважаю тебя.

— Правда? — Я сглотнула и снова отступила, за моей спиной оказалась стена. Внизу живота всё скручивалось тугим жгутом от одного его взгляда, бельё было абсолютно мокрым. Пожалуй, можно было помешаться от парадоксов: тело дрожало от желания, а в душе всё трепетало от страха быть забытой уже завтра. Никто не обещал мне… Он не обещал мне. Ничего.

— Да. Ты удивительная, — глядя прямо в глаза, продолжил Джек. — Поверь, никто и никогда не прыгал со мной на стол во время речи, не выполнял невозможных заданий, не кидался защищать с палкой в руках. И… не отказывал мне после первого поцелуя.

— Тебя разбаловали, — пробормотала я.

— Возможно. Но какая разница? — Джек решительно мотнул головой. — Сейчас есть ты… мотылёк с железным характером. Такая красивая… Невероятная… Сандра… Моя?…

Расстояния между нами уже не было, его ладони легли на мои бёдра. Голова закружилась. Он улыбнулся и нежно коснулся губами губ, уха, шеи. Провёл пальцами по спине, вызывая тысячи мурашек.

Говорят, от любви можно сойти с ума. Наверное, так и есть. Джек целовал страстно и нежно, и ум не беспокоил больше меня вопросами, высохнет ли на барной стойке джемпер и не стекут ли капли на дорогущий паркет, если я его плохо выжала. Разум пульсировал первые десять секунд, подавая сигналы SOS и беспорядочные мысли о том, чем всё это кончится. Что будет завтра? Как мы будем работать вместе после этого? Как это — проснуться с ним рядом… От него будет такой красивый малыш… Я люблю его!

Я пробормотала чужим голосом, пытаясь отсрочить неизбежное:

— Мне надо в душ.

— Твой запах приятнее мыла, — выдохнул Джек, подхватил на руки и усадил на мягкую высокую спинку дивана. — Просто расслабься.

Лёгкий ветерок из приоткрытой форточки скользнул по моим волосам и взъерошил его.

Джек снял мой тонкий свитер, не отводя глаз от лица, расстегнул джинсы. Я растерянно улыбалась. Он провёл ладонью по груди, животу.

И я не верила себе, что позволяю ему это, но голова уже кружилась в тёплом тумане, а в животе пульсировало. Дальше всё было странно: мой директор, снимающий ласковым движением бюстгальтер и пробующий на вкус мою грудь и кожу. Сантиметр за сантиметром. Его ладонь там… пальцы, проникающие в ложбинку между ног и заставляющие меня кусать губы, истекать и провожать в никуда заблудшие мысли. И панику, и внутренние уверения, что я взрослая женщина и могу себе это позволить… Хочу! Воздух вокруг стал сладким, тягучим, и мои бёдра потяжели.

— Девочка моя, волшебная… чистая… — говорил Джек, вновь подхватывая на руки. Он развернулся и легко положил меня на диван. В пару движений сбросил свои джинсы, а потом и мои, не оставив даже трусиков. Боже, как он был красив! Даже татуировка в виде иероглифа на плече и шрам на животе. Гармоничен и опасен, как только мужчина может быть… Корсар или воин. Он громко выдохнул, встал на колени и развёл мне бёдра.

— Джек, — проговорила я, быстро дыша, обнажённая и совершенно распахнутая перед ним. — Это ошибка…

— Всё хорошо, — он накрыл мои губы поцелуем, и я почувствовала жар, исходящий от его мощного торса над своим. И тяжесть тела с атласной кожей. И твердость…

Джек скользнул вниз и продолжил изучать меня руками и жаркими губами. Жадно, с дрожью, как коллекционер, похитивший для своей сокровищницы бесценную статуэтку. Он присвоил меня, и теперь для него не существовало ни разрешений, ни табу.

Я стеснялась и порой пыталась возразить, но его палец или губы властно и нежно останавливали мои слова. Краснея от смущения, я подчинялась, чтобы снова изгибаться и стонать. До неприличия громко. Я не знала, что он делал, но желать, чтобы всё прекратилось, потому что нет сил терпеть и сдерживаться, Джек не позволял. Только когда волнами нарастающее напряжение взорвалось во мне, и я закричала, пришло расслабление и блаженная нега. Пустота поплыла вокруг и внутри меня…

Я стала мягкой, как масло на солнце. И тогда Джек вошёл в меня, и началась буря. Он крутил моё тело, как игрушечное, поднимал на руки и переворачивал на живот. Пространство гостиной перешло в какое-то другое измерение, где пол и потолок менялись местами, где всплески эйфории перемежались бешеным ритмом и напряжением, где Джек в порыве страсти говорил на каком-то другом языке и любил меня так, что я чувствовала себя распущенной и чистой одновременно.

— Я люблю тебя, — шептала, кричала, стонала я на русском и английском.

— Мараваийосо ме нинья теамо, — отвечал Джек. — Теамо локаменте…

— Сумасшедший, — шептала я по-русски.

— Magical[16], — отвечал он.