Воины Королевы - [3]

– Ничего не бойся, мы друзья, скоро ты вернешься домой, – привычно шептал в ухо пленной Олаф, и так начала кивать головой. – Никто не желает тебе зла, никто ничего не заметит, все обойдется и быстро кончится…

Аль протянул руку и Олаф наконец оказался на земле. Пока Люсьен развязывал веревку, сотник опустил добычу на траву, потянул было меч, но тут же бросил и взялся за нож. Пленница оказалась совсем юной, следовало быть осторожнее. Деревянная рукоять с глухим звуком ударила по черепу, женщина обмякла.

– Зачем она тебе? – Люсьен прижал губы к уху товарища.

– Что попалось, то и приволок, – не нашел другого ответа Олаф. – Разберемся. Ложись, Аль, мы положим ее тебе на спину.

– Опять ползком! А если очнется?

– Я присмотрю.

Вскоре все трое снова ползли среди высокой травы, стремясь как можно скорее и тише покинуть холм. Девушка пришла в себя только внизу, Олаф тут же схватил ее за волосы.

– Если издашь хоть звук, ударю снова. Ты этого не хочешь? Молчи.

Аль ожидал, что с его спины снимут пленницу, но сотник дал знак ползти дальше. Опасаясь оставить следы, он заставил спутников сделать небольшой крюк по степи, прежде чем снова приблизиться к деревне речников. Им повезло, крупных хищников не встретилось. Пробравшись в сарай, где испуганно перетаптывались четыре жука, принадлежащих хозяину дома, Олаф сразу же уселся на живот девушке.

– Теперь можешь говорить, но очень тихо. Как тебя зовут? Сколько лет? Как попала к летучкам?

– Я Долла, – произнесла пленница и осторожно откашлялась. – Ты очень давишь на меня.

– Это пустяки, – уверил ее сотник. – Сущие пустяки по сравнению с тем, что ты испытаешь, если вздумаешь еще раз не ответить на мой вопрос. Сколько тебе лет? Как попала к летучкам?

– Мне четырнадцать, я родилась в городе! – пискнула Долла, пытаясь поудобнее устроиться под тяжелым Олафом. – На востоке, далеко отсюда. У меня кровь кажется…

– Ты бы слез с нее, – посоветовал Люсьен. – А то сейчас разревется.

– Я ей разревусь! – сотник в темноте прижал к щеке девушки лезвие ножа. – Не до слез, Долла, дело серьезное. От тебя многого не требуется: будь послушна, отвечай на мои вопросы и не смей плакать. Потому что тогда я сразу отрежу тебе ухо, понимаешь?

– Понимаю…

– Вот! Она все понимает, Люсьен, она уже не маленькая. Расскажи-ка о себе с самого начала. Кто твоя мать, кто отец, дружишь ли с летучками. Давай, давай, – Олаф все-таки пересел, уж очень тяжело задышала пленница. – Видишь, я пока не делаю тебе больно.

– Я родилась в городе… – повторила Долла, громко сглотнула и продолжила чуть увереннее. – Мать мою зовут Рема, она с тех пор рожала еще пять раз, а теперь живет где-то в глубине, туда переводят старых самок, они уже не выходят.

– Старых самцов тоже? – быстро уточнил Олаф.

– Старых… Нет, а откуда же возьмутся старые? Воины погибают. Здесь я с весны, сюда принесли молодых самок и меня тоже. Мы летели в сетках, как воины! А теперь живем тут… Вот и все. Ко мне еще никто не приходит, я еще им не нравлюсь.

– Воинам? – переспросил сотник. – А когда будешь нравиться?

– Ну, не знаю… – Долла помолчала. – Это все. Мне больше нечего рассказывать.

В темноте тихонько хихикнул Аль. Люсьен покашлял.

– Поздравляю тебя с пленницей, Олаф-сотник. Мы узнали много интересного. Стоило рисковать!

– Заткнись, пожалуйста, – попросил чивиец, почесывая затылок кончиком ножа. – Тебя послушать, так вообще не надо было сюда идти. А надо было сидеть в Хаже и ждать нового нашествия, да?

– Вы из Хажа? – удивилась Долла.

– А ну-ка! – сотник прихватил девушку за волосы, жесткие и вьющиеся. – Что ты знаешь про Хаж?

– Летучки очень злятся на Хаж, и воины тоже, – затараторила пленница. – Там была битва и погибло много стрекоз и людей. А больше всего погибло речников, которых мы заставили воевать за нас.

– Так и было, – согласился Люсьен. – Речников погибло столько, что и не сосчитать…

До сих пор на узкой, вьющейся среди скал горной дороге лежали груды костей, следы кровавого пира пауков. Всего четыре смертоносца гранил там тысячи людей, которые не могли остановиться и дать отпор, бежали, топча друг друга. Гнев, ломающий стойкость людей, лишающий их воли – самое страшное оружие восьмилапых, страшнее могучих когтей, жвал и ядовитых клыков. Стрекозы пригнали речников, потому что не могли с воздуха разрушить Дворец, горную крепость королевства Хаж. Летучки легко уничтожили бы бегущих внизу пауков, но лучники сумели отогнать их прочь, хотя и ценой огромных потерей.

– Второй такой битвы нам не выдержать, – печально сказал Аль.

– Помолчи… И что же собираются делать стрекозы дальше?

– Я не знаю, – Долла села. – Нам ведь ничего не рассказывают. Командиры эскадр, может быть, что знают, они ведь говорят с летучками, а я этого языка не понимаю. Надо махать, жужжать… И ко мне никто не приходит, я даже подружиться ни с кем здесь не смогла. А вы как сюда попали? По степи? Там ведь патрулей много!

– В траве прятались, – ответил Аль.

– Помолчи, – повторил Олаф. – Давай-ка ты получше припомнишь что-нибудь, вдруг забыла? Где твой город, что на востоке? На реке?

– Нет, но река там недалеко. Мы летели почти целый день.