Воины Карла XII - [41]

Фабиан вернулся домой в урочное время. Эрик, закусив губы, молча ожидал обычных упреков. Теперь он знал, что ответить, и горел желанием высказаться начистоту, услыхать хоть раз менторские нотки в собственном голосе.

Фабиан вошел, по обыкновению, тихо и осторожно, но, по-видимому, и не помышлял о каких бы то ни было нравоучениях. Напротив, он дружески кивнул брату, набил трубку и тотчас уселся за книги, чтобы продолжать чтение с той же строки, которую за несколько часов перед тем отметил ногтем.

«Каков притворщик! — подумал Эрик. — Ну, по этой части я с ним тягаться не намерен!»

Хозяйка принесла завтрак, и Фабиан, не отрывая глаз от книги, обмакивал сухари в кофе и ел. Тут Эрик почувствовал, как будто змея обвилась у него вокруг сердца. Нет, пусть себе брат сохраняет свой прежний вид, — он-то во всяком случае сразу стал другим.

— Смотри на еду, когда ешь! — сказал он.

Фабиан рассеянно взглянул на брата и продолжал заниматься и есть по-прежнему.

Эрик не дотронулся до завтрака, собрал со стола свои книги в охапку и швырнул их, как попало, на кровать.

— Послушай, Фабиан, — начал он, — разве не тяжело все-таки иметь такой неповоротливый ум, так туго соображать и воспринимать?

— Ты дуришь сегодня, — ответил Фабиан, не отрываясь от чтения.

— Право, если бы мне приходилось сидеть и долбить, как тебе, я, пожалуй, предпочел бы вернуться домой и копать землю, как наш отец, весь свой век.

Ничего не подозревая, Фабиан отодвинул чашку и положил палец на строку, где остановился. Эрик же продолжал свое:

— Ты и сегодня на прогулке повторял пройденное?

— Повторял?.. Не совсем, но я для того и занимался всю ночь, чтобы освободиться на часок и погулять хорошенько.

Он провел в книге новую черту и задумался:

— Боюсь, придется мне бросить учение, что для меня тяжелее всего. Но оно берет много времени, а я слишком беден… да и глаза у меня слабые.

Посмей только Эрик, он ударил бы Фабиана; но он все еще не мог вполне отделаться от представления, что старший брат — какое-то высшее существо, против которого он не мог взбунтоваться. С другой стороны, это же представление придавало ему мужества и упорства продолжать донимать брата своими замечаниями.

Весь день просидел Эрик дома. На другое утро, в шесть часов, когда Фабиан неслышно поднялся с постели, встал и он. Братья стояли в одних рубашках и глядели друг на друга. Фабиан молчал. Одевшись, они вместе вышли на лестницу. Фабиан был при этом так смущен, что попеременно то застегивал, то распахивал свой кафтан чуть не на каждой ступеньке и только в воротах произнес:

— Ты ведь знаешь, что я предпочитаю гулять один…

— Я и не собираюсь идти с тобой дальше, большак. С меня достаточно походить тут взад и вперед на свежем воздухе, поглядывая вниз, где пляшет и бурлит река.

— Отчего же тебе не спуститься к реке? Там очень красиво.

— Охотно верю, что там красиво, но эта красота только помешала бы мне. Я буду ходить тут и повторять пройденное. Ты обо мне не беспокойся.

Фабиан еще долго стоял у ворог, но так как Эрик продолжал расхаживать по улице взад и вперед, не намереваясь уйти, то он засунул руки в карманы и, не оглядываясь, медленно побрел прочь.

Когда он наконец скрылся за углом, Эрик быстро перешел через улицу и постучал в окошко. Из-за занавески тотчас показалась рука, точь-в-точь, как накануне, и так же быстро исчезла.

До этого момента Эрик действовал необдуманно, поддаваясь только чувству злорадства, и лишь теперь начал соображать, что же ему предпринять и как себя вести, если обладательница руки действительно выйдет к нему на пустынную улицу. Времени для размышлений у него оказалось достаточно, но чем дольше, тем щекотливее казалось ему его положение, и он уже собирался бежать от своей затеи, как ворота отворились и девушка вышла. Он сразу узнал ее: без перчаток и та же корзинка. Только сама девушка показалась ему более хрупкой и молоденькой. Одета она была хотя и в совсем простенькое темное платье, но очень опрятно и к лицу, так что ему оставалось только приподнять шляпу и поклониться.

Она в изумлении остановилась:

— Но ведь это брат господина Фабиана!

— Я очень сожалею… но я действительно только брат господина Фабиана. У господина Фабиана немножко не ладно… вот тут…

И Эрик многозначительно стукнул себя по лбу.

— Он болен?

— Сбрендил немножко.

— Никогда не слыхала такого слова.

— Я тоже, но оно тут самое подходящее. У него что-то лопнуло в мозгу.

— Вы, разумеется, шутите?

— Ничуть не бывало, милейшая мамзель… не знаю, как вас по имени?..

— Меня зовут Мария.

— Мария… вот как. Что ж, имя довольно заурядное…

— Но с прибавкою «Стюарт» довольно звучное.

— Ну, это теперь редко услышишь.

И он, догадываясь, что девушка во всяком случае получила некоторое воспитание и образование, поправил свои манжеты.

— Разве, милейшая мамзель Мария — если разрешите мне называть вас так — никогда не… никогда…

— Чего я никогда не…?

— Никогда не замечала, что большак, — так я в старину прозвал его, любя, — что большак не совсем в здравом уме? Он, по-видимому, сам хорошенько не ведает, что творит… Притом мозги у него такие неповоротливые, так туго соображают и воспринимают, что ему приходится долбить и зубрить день и ночь. И просто грешно ему мешать. Поэтому я и решился попросить милейшую мамзель Марию не заниматься им больше и не слушать его болтовни.