Воины Карфагена. Первая полная энциклопедия Пунических войн - [36]
Очевидно, противники к тому моменту уже знали о местонахождении друг друга, так как успели заранее привести свои флоты в боевой порядок. Помня о том, что главное преимущество карфагенян в их большей маневренности, римляне решили выработать такой строй, которому не были бы опасны ни фланговые охваты, ни окружение. Для этого они отошли от классического линейного построения, расставив свои корабли в виде гигантского треугольника. На его обращенной в сторону неприятеля вершине находились два консульских шестипалубника, к ним примыкали выстроенные в ряд по одному корабли первого и второго флотов. В основании треугольника был третий флот, который вел за собой на буксире транспортные суда. Замыкал строй четвертый флот, являясь, как и положено триариям, последним резервом: «…общий вид строя представлял собой подобие клина, одна часть которого, у вершины, была полая, другая, у основания, сплошная; целое же приспособлено к сопротивлению и нападению, и в то же время разорвать строй было нелегко» (Полибий, I, 26, 16).
Построение карфагенян не несло в себе таких новшеств – обычная боевая линия, разве что более длинная и тонкая, чем всегда. Ее левый фланг, под командованием Гамилькара, примыкал к берегу и отчасти располагался параллельно ему, а правый, руководимый Ганноном, выступал далеко в море. Неожиданностью для римлян должен был стать план боя, разработанный карфагенянами. Пунийские флотоводцы, кстати, хорошо знакомые противнику (Гамилькар – по сражению при Тиндариде, а Ганнон – еще по битве за Акрагант), решили вынудить неприятеля самого нарушить свой боевой порядок. Поскольку было совершенно очевидно, что основной натиск римских кораблей придется на центр карфагенского строя и сдержать его будет невозможно, Гамилькар отдал соответствующей части флота приказ отступать.
Уловка сработала как нельзя лучше: увлеченные преследованием, первый и второй флоты римлян оторвались от третьего и четвертого, которые вели и охраняли транспортные суда. И вот, когда Гамилькар решил, что расстояние между римскими флотами уже достаточно большое, по его сигналу все пунийские корабли повернули и атаковали наступающего противника. Их правый фланг, на котором были сосредоточены наиболее быстроходные и мощные суда, ударил по триариям, а левый фланг – по третьему флоту римлян. Таким образом, вся битва распалась на три очага, значительно удаленных друг от друга. «Завязался жестокий бой, в котором значительный перевес на стороне карфагенян зависел от того, что при быстроте их кораблей они заходили за неприятельскую линию, легко подплывали и быстро отступали. С другой стороны, и римляне питали не меньшую надежду на победу, потому что в схватках дрались с ожесточением, зацепляли с помощью воронов всякий приближавшийся корабль; к тому же в битве участвовали оба консула, и солдаты сражались на виду у начальников» (Полибий, I, 27, 11–12).
Некоторое время ни одной стороне не удавалось достичь серьезного перевеса, и на первых порах даже казалось, что больше шансов на победу у пунийцев, сумевших навязать противнику свой сценарий битвы. Но римляне быстро оправились, и даже их третий и четвертый флоты, оказавшиеся в очень трудном положении, стойко отражали все атаки. Наконец не выдержал и начал отступать отряд карфагенян, принявший на себя первый натиск римлян. Это дало возможность консулу Марку Атилию Регулу во главе второго флота ударить по кораблям Ганнона, которые были уже близки к тому, чтобы окончательно разбить триариев и прикрываемые ими транспортные суда. Попавшие в клещи пунийцы стали отходить в открытое море.
Одновременно с этим консул Луций Манлий Вульсон, взяв на буксир захваченные корабли и уже начав уходить от места битвы, заметил, что третий римский флот прижат к берегу левым флангом карфагенян. Правда, его положение было не столь критическим, так как, опасаясь абордажного боя, пунийцы не осмеливались подходить близко к римским кораблям, а только блокировали их. Вовремя подоспевший Вульсон, а затем и Регул взяли остатки правого фланга пунийцев в кольцо, захватив пятьдесят неприятельских кораблей вместе с командами. Вырваться из окружения удалось очень немногим.
Так закончилось сражение при Экноме, одно из крупнейших не только в античной, но и в мировой истории (если, конечно, не подвергать сомнению данные Полибия о численности противоборствующих сторон). Потери карфагенян составили более тридцати кораблей потопленными и шестьдесят четыре захваченными. Из римских кораблей погибли двадцать четыре, при этом ни один не попал в руки врагов (Полибий, I, 28, 14).
Сражение при Экноме являет собой характерный пример того, как малозначимы оказались все хитрости военачальников перед качествами рядовых бойцов. За годы, прошедшие со времени битвы у Липарских островов, пунийцы не создали ничего соответствующего римским отрядам морской пехоты и должны были по-прежнему ориентироваться на старый способ боя. Тактически пунийцы показали себя на голову выше неприятеля, сумев достаточно примитивным приемом разрушить выглядевший таким внушительным римский строй. Ганнон и Гамилькар допустили только один серьезный просчет: они недооценили силу и упорство своего противника. Им просто не хватило времени на то, чтобы добить отставшую часть римской эскадры, после чего уничтожить их первый и второй флоты. Не флотоводческий гений консулов, а мужество римских и италийских матросов и солдат сорвало план пунийцев и обрекло их на поражение в, казалось бы, выигрышной позиции.
В книге финского историка А. Юнтунена в деталях представлена история одной из самых мощных морских крепостей Европы. Построенная в середине XVIII в. шведами как «Шведская крепость» (Свеаборг) на островах Финского залива, крепость изначально являлась и фортификационным сооружением, и базой шведского флота. В результате Русско-шведской войны 1808–1809 гг. Свеаборг перешел к Российской империи. С тех пор и до начала 1918 г. забота о развитии крепости, ее боеспособности и стратегическом предназначении была одной из важнейших задач России.
Одними из первых гибридных войн современности стали войны 1991–1995 гг. в бывшей Югославии. Книга Милисава Секулича посвящена анализу военных и политических причин трагедии Сербской Краины и изгнания ее населения в 1995 г. Основное внимание автора уделено выявлению и разбору ошибок в военном строительстве, управлении войсками и при ведении боевых действий, совершенных в ходе конфликта как руководством самой непризнанной республики, так и лидерами помогавших ей Сербии и Югославии.Исследование предназначено интересующимся как новейшей историей Балкан, так и современными гибридными войнами.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) — видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче — исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
Что произошло в Париже в ночь с 23 на 24 августа 1572 г.? Каждая эпоха отвечает на этот вопрос по-своему. Насколько сейчас нас могут устроить ответы, предложенные Дюма или Мериме? В книге представлены мнения ведущих отечественных и зарубежных специалистов, среди которых есть как сторонники применения достижений исторической антропологии, микроистории, психоанализа, так и историки, чьи исследования остаются в рамках традиционных методологий. Одни видят в Варфоломеевской ночи результат сложной политической интриги, другие — мощный социальный конфликт, третьи — столкновение идей, мифов и политических метафор.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
К 300-ЛЕТИЮ ОКОНЧАНИЯ ВЕЛИКОИ СЕВЕРНОЙ ВОИНЫ! «Чрез взятие сего города Санкт-Питербурху конечное безопасение получено» – так Петр Великий прокомментировал взятие русскими войсками Выборга в 1710 г. Всего же за продолжавшуюся 21 год войну России со Швецией насчитывается около семидесяти осадных операций, ведь захват и оборона крепостей составляли значительную часть военного дела начала XVIII столетия. Книга Бориса Мегорского посвящена этой типичной для своего времени, но малоизвестной сегодня стороне боевых действий эпохи Петра I. При описании осадной войны автор обращает внимание на вопросы повседневности, рутинные задачи, воинские традиции и обычаи, поведение в боевой обстановке.
На протяжении более чем полутора столетий, с середины XVI в. и вплоть до самого окончания правления Петра Великого, неотъемлемой частью русского войска были стрельцы. Они стали первой русской пехотой, полностью оснащенной огнестрельным оружием и которую можно назвать постоянной и в известном смысле регулярной (с поправкой на реалии эпохи). Созданное в 1550 г., во время т. н. «реформ Ивана Грозного», стрелецкое войско прошло боевое крещение в самой известной военной кампании первого русского царя — взятии Казани осенью 1552 г.
«ЧЕГО НЕ МОГЛА СДЕЛАТЬ ПЕХОТА, ТО СДЕЛАЕТ КАВАЛЕРИЯ» — эти слова генерала А. Н. Куропаткина, главнокомандующего русской армией в войне с Японией, были сказаны о сражениях 1904–1905 гг. Однако в Первую Мировую и Гражданскую войны боевое применение кавалерии только подтвердило верность его оценки. Уже первые бои 1914 г. показали превосходство русской конницы над кавалерией германцев и австрийцев как в качестве личного состава, так и в боевой подготовке, а на фронтах Гражданской войны красные конники (в первую очередь из легендарных 1-й и 2-й Конных армий) сыграли ключевую роль, серьезно повлияв на ее исход.
Они завоевали для Римской империи полмира. Они пронесли римских орлов от Британии до Персидского залива и от Африки до Рейна и Дуная. Они были становым хребтом величайшего государства Древнего мира. Римские легионы по праву считаются самой мощной, совершенной и эффективной боевой машиной своего времени, по многим параметрам не превзойденной до XVIII века нашей эры. Феноменально дисциплинированные и организованные, великолепно обученные, вооруженные по последнему слову техники, они не знали себе равных более полутысячи лет – недаром сами римляне приписывали создание легионов не только человеческому разуму, но и «Божественному провидению». Боевое расписание и тактика, вооружение и боевое применение, редкие поражения и знаковые победы – в этой книге, беспрецедентной по глубине и охвату материала, история римских легионов предстает во всем ее величии.