Все бледнеют. Канаты в ту же секунду как-то странно полегчали. Поднимается шум, все спрашивают, кричат, Иоахим командует: «Спускай! Немного погодя кричит: Поднимай!». Но все понимают, что это ни к чему, Симон перевернул лодку и свалился в море.
В это время колокола на Церковном острове зазвонили к рождественской службе. Но какое уж тут могло быть Рождество!
А умная и сообразительная Фредерика подошла к Марцеллиусу и сказала:
— Пусть Господь простит мне мой грех, но я рада, что это не с тобой случилось. Чего же ты стоишь? Ты бы сбегал на тот конец острова, взял лодку и поискал бы его.
И когда все сообразили, что она права, мужчины со всех ног пустились к южному краю острова. Один старый Иоахим, почтенный корабельщик, остался на месте.
II
Не могу же я стоять здесь и держать лодку целую вечность, — думал Иоахим. — Или я должен опять поднять её сюда, но на это у меня не хватит силы, или я должен спустить ее в море!
Он ещё долго раздумывал об этом, потом пустил канат.
Но тут произошла удивительная вещь: канат пополз всего с полминуты из его руки и затем слабо повис. Лодка стала на воду.
Иоахим не мог понять этого. Он подтянул канат аршина на два, потом отпустил, лодка снова стала на воду. Тогда старый Иоахим очень обрадовался и обернулся, чтобы рассказать кому-нибудь о своём открытии. Если лодка была всего в нескольких саженях от воды, то Симон Руст не мог убиться до смерти. Разве только, что он утонул?
— Живей, ребята! — крикнул Иоахим. — Он, может, цел.
Иоахим ещё держал ослабшую веревку и вдруг почувствовал, что она дёрнулась, словно кто-нибудь ухватился за лодку. Он крикнул вниз:
— Ты жив?
Но Атлантический окёан сильно шумел, и ответа нельзя было услышать.
Он долго держал канат. Можно было, конечно, привязать его и мирно выжидать, что будет дальше. Но Иоахим думал, что теперь не время щадить себя. Здесь, можно сказать, учёный человек, с просвещёнными взглядами, на его глазах расстаётся, пожалуй, с жизнью.
Прошло добрых четверть часа. Когда ветер дул со стороны Церковного острова, Иоахим слышал звон колоколов, и, по правде сказать, он производил на него внушительное и довольно жуткое впечатление. Вдруг глубоко снизу донеслись голоса, это подъезжали спасатели. Лодкой правили его сыновья, и он знал, что, стало быть, идёт она быстро. Иоахим затаил дыхание и прислушался.
— Вон он! — говорит Марцеллиус.
— Нашли? — спрашивает отец со скалы.
Немного погодя он чувствует, что его канат снимают с лодки. Он лёг над бездной и крикнул:
— Он жив?
— Ну, да! — ответил Марцеллиус. — Поднимай-ка канат.
— Слава Тебе, Господи! — пробормотал Иоахим.
Он подтянул канат, заложил за щеку порцию жвачки и пошёл к пристани на южном берегу, чтобы встретить компанию. По дороге честный корабельщик не мог всё же не усомниться насчёт Симона Руста и его близкой погибели. Симон был учёный малый, но хитрец. Может, он сам нарочно перевернул лодку и выбросился в море, раз до него оставалось всего два-три аршина.
«Чёрт бы его побрал», — подумал Иоахим.
Он встретил учителя с дочерью на пристани и сказал:
— Он спасён.
— Спасён? — воскликнула Фредерика. — Ты шутишь?
— Он спасён.
Старик-учитель тоже сказал Слава Богу и искренно обрадовался.
Фредерика же стояла молча и спокойно…
Когда лодки подплывали к пристани, Симон Руст сидел на вёслах и грёб, что было мочи; он весь промок до нитки и дрожал от холода.
— Ты не расшибся? — спросила Фредерика. — Где твоя шляпа?
— Мы не нашли её, — сказал Марцеллиус.
— Так ты мог бы дать ему пока свою шапку, — сказала Фредерика и стала очень внимательна к Симону.
— Он не захотел взять её, — ответил Марцеллиус.
— Нет, уж извини, я не желаю брать её, — сказал надменно Симон, хотя весь трясся от холода.
Старый учитель стал расспрашивать своего коллегу о несчастье, и тот отвечал. Иоахиму казалось, что они говорят между собою на каком-то мудрёном языке. Симон Руст объяснил, что научился плавать в семинарии, и это спасло его. Но он испытывал муки Тантала, пока не показалась спасательная лодка. Он хотел подробно рассказать, как всё произошло, чтобы потом не было других версий.
— Я желаю знать только одну вещь, — сказал он и обернулся к Фредерике. — Как ты почувствовада себя, Фредерика, когда лодка со мной опрокинулась?
— Как я почувствовала себя? — сказала Фредерика.
— Да. И какое было твое первое слово?
Фредерика быстро сообразила.
— Это я погнала народ спасать тебя, — сказала она.
— Ну, это хорошо, — сказал Симон.
Марцеллиус молчал. Он понимал, что теперь сердце её снова принадлежало Симону Русту.
— Пойдём сейчас же домой и переоденься в сухое платье, — сказал старик-учитель. — Поистине будет чудом Божьим, если ты переживёшь благополучно эту катастрофу.
Все помогли вытащить лодки на берег, и Марцеллиус не сделал между ними никакого различия, а, наоборот, подложил чурки и под Симонову лодку, как под свою, чтобы их не снесло в море. Он пропустил всех вперёд, а сам в мрачном раздумье направился домой.
Вечером Фредерика пошла зачем-то в соседнюю избу, но не заглянула к Марцеллиусу. Он вышел на крыльцо, подкараулить её, и, когда она проходила, сказал:
— Добрый вечер. Ты вышла полюбоваться северным сиянием?
