Воинская магия и гипноз - [7]
Присушки наговариваются большей частью на хлеб, на вино или воду. Затем эти продукты даются «жертве».
Парень влюбился однажды насмерть в очень красивую девушку, которая, по мнению его родителей, не была ему ровней. Малый был не глупый, а притом еще и послушный, привыкший сызмала думать, что выбор любимой женщины зависит, безусловно, от родителей и что Закон Божий не велит ему делать нечто против их воли. И вот пошла война в его душе. Вроде родители против, а девку хочется. Мудрено ли, что он в душе поверил, когда ему сказали, что девка его испортила? Мудрено ли, что он бог весть как обрадовался, когда старики пообещали научить его, как «остудить» наведенную с помощью присухи любовь.
Любовь, несколько грубая, суровая, но тем более неодолимая, и без того спорила в нем с ненавистью, или по крайней мере с безотчетною досадой и местью. И вот, по совету стариков, он напился, накурился, пришел и отлупил девку, которая «навела» на него любовь. Старики ему так и сказали: «Если отмудохаешь хорошенько эту девку, то присуху как рукой снимет!» И подлинно: парень стал сильнее в несколько раз, как будто сила богатырская в него вошла.
«Гой еси, река быстрая! Прихожу я к тебе по три зари утренние и по три зари вечерние с тоской тоскучей, с сухотой плакучей, мыть и полоскать лицо белое, чтобы спала с моего лица белого сухота плакучая, а из моего ретива сердца тоска тоскучая. Понеси ты ее, быстра реченька, своею быстрою струею и затопи ты ее в своих валах глубоких, чтобы она ко мне никогда не приходила».
Следующие слова употребляются для того, чтобы сделать немилым кого-либо или разлучить с другим. Обычно эти кодирующие формулы наговариваются на щепотку земли, взятую между двух гор, или на воду, взятую из реки, когда оба берега символизируют собой две горы. Затем эту землю подсыпают в кофе. А вот и сам «разлучный» заговор:
«Стану благословясь, выйду перекрестясь, из избы дверьми, из двора воротами, пойду-ка мышиной норой, пойду-ка собачьей тропой, покачусь крепким бревном.
Выйду на широку улицу, спущусь под крутую гору, возьму от двух гор земельки; как гора с горой не сходится, как гора с горой не сдвигается, так же бы раб Божий (имя) чтобы не сходился, не сдвигался с рабой Божией (имя). И как гора на гору не глядит и молчит, так чтобы и раб Божий (имя) не смотрел на рабу Божию (имя), и не говорил с нею. Чур от девки, от простоволоски, от девки белоголовки, чур от седого старца, чур от развратников и от развратниц, чур от гомиков и лесбиянок, чур от ящер-ящериц. Аминь, аминь, аминь».
Шутка под конец второй главы: «Секс без девчины — признак дурачины!»
Глава 3. Магические травы
«Жил-был на свете первый знахарь. С малолетства прислушивался он к шелесту трав и гово листьев; был он наделен способностью слышать даже шепот Матушки-Земли, которая, по народному слову, ради нас, своих детей, трав всяких народила и силами магическими их наполнила. И вот выстроил себе знахарь келью, уединился в лесу от людей, всего себя отдав изучению целебных свойств растений. И наградила его природа знанием си им за мудрость и долготерпение..»
Наш народ до того привык видеть в знахарях и магах опасных, знающихся с темною силою людей, что всякий собиратель диковинных трав недавно казался ему злым волшебником, злоумышляющим на жизнь человеческую. Лечение травами, мало-помалу входящее в современную медицину, в стародавние времена считалось явным волхвованием и по тем законам преследовалось как несогласное с христианским благочестием дело. Для волхвования на древней Руси было даже свое особое имя — «зелейничество».
Собиратели трав и на самом деле иногда злоупотребляли своими знаниями и, пользуясь простодушным суеверием народа, прикидывались заправскими колдунами, перенявшими свою «науку» от «нездешней силы». Загадочная обстановка, в которой приходилось им встречаться с другими, совсем не знающими магических формул людьми, придавала им в глазах последних такое обояние, что те невольно поддавались чарам, основанным не на каком-то истинном знании, а просто на глупости и темноте народной.
Шли века, изменялись понятия, но суеверие, отступая перед истинным знанием, не хотело окончательно сдаваться: оно уходило все глубже и дальше в народную среду, где живо и теперь.
«В глухую полночь из куста широкого папоротника показывается цветочная почка. Она то движется вперед и взад, то заколышется, как речная волна, то запрыгает, как живая птичка. Все это происходит оттого, что нечистая сила старается скрыть от людского взора драгоценный цвет папоротника.
Потом, ежеминутно увеличиваясь и вырастая вверх, цветет живая почка папоротника, как уголек, пылающий в ночном костре. И вот, наконец, ровно в двенадцать часов ночи, с треском развертывается цвет, как зарница, и своим пламенем освещает все около себя и вдали. Вот как раз в этот миг и является нечистая сила для того, чтобы сорвать чудесный цвет.
Решившийся сорвать цвет папоротника должен обязательно заранее прийти в лес, отыскать куст, очертить кругом черту и дождаться рассвета. Он должен быть тверд и непоколебим против нечистой силы, претерпеть все искушения, быть равнодушным при появлении любых злых духов. Если он оглянется на зов нечистой силы, то либо сделается безумным, либо моментально погибнет. Доселе еще в деревнях нет примера, чтобы кто-нибудь мог сорвать цвет папоротника, кроме деревенских магов. Цвет папоротника имеет силу: владеть нечистыми духами, повелевать землею и водою, отыскивать клады, делать невидимкою. Вся эта сила будет принадлежать тому, кто соделается обладателем этого цвета. При отыскании земляных богатств кладоискатели бросают цвет папоротника над местом предполагаемого захоронения богатства, и если в этом месте есть клад, цвет папоротника зависает надолго в воздухе и ярко вспыхивает, как звезда».
