Воин - [359]

Леда протянула атланту руку. Тот немного поколебался, но принял ее. А приняв, долго не мог расстаться с тонкими, нежными, сильными пальчиками. Леда смотрела в прикрытые сферолинзами глаза Русия и улыбалась.

— Ты нравишься мне, атлант Русий! И прими напоследок один маленький совет. Не оставайся долго на этом месте. Упругая масса, которая столь заинтересовала тебя своими странными свойствами, есть не что иное как гигантское мономолекулярное вещество, именуемое Лоретагом. Лоретаг изучает суть своей жертвы, а потом пожирает ее, разлагая на простейшие молекулы. Он всеяден. Он уже почти съел меня. Если ты пробудешь здесь еще немного, он расправится и с тобой. Прощай!

Девушка коснулась губами щеки Русия, и в тот же миг он ощутил в руке упругую слюдянистую массу. Атлант моментально отскочил в сторону. На его глазах случилось ужасное превращение. Тело Леды потеряло свою упругую яркую форму и обратилось в оплывший желеобразный конус. Прошло еще несколько мгновений. Лоретаг всхлипнул в то, что еще недавно было прекрасной девушкой и бесследно исчезло под гладкой желеобразной поверхностью чудовищной равнины.

— Прощай, странный призрак! — шепнул Русий и побежал в сторону виднеющихся вдалеке скал. Он бежал так быстро как мог. Борьба с обитателями планеты Кутгар началась.

* * *

Тьма привычно ассоциируется со смертью. Парадоксально, но бог тьмы Ариман нес жизнь. С его гибелью исчезало кольцо ослепительно яркой природы, окружавшей Замок. Пожухла трава, зачахли деревья, исчезли певчие птицы, источники превратились в стоящие болотца. Все умерло…

Скилл стоял на краю пропасти и смотрел туда, где еще совсем недавно возвышался Заоблачный Замок. Это можно было считать невероятным везением, но смерть пощадила его и в этот раз. Умерли все: и Ариман, и Тонта, и Дорнум с его киммерийцами, и даже несокрушимый Зеленый Тофис. А Скилл и Черный Ветер остались живы. Наверно это было справедливо, ведь жить должен тот, кто много раз встречался со смертью.

Скиф стоял на краю пропасти — точно против того места, где совсем недавно возвышался Замок Аримана. Теперь здесь была лишь голая черная скала. Замок и плато, покрытое мертвыми телами, исчезли в бездне. И не спасся никто. Лишь Скилл, да Черный Ветер, да трое чародеев, двое из которых были победителями, а один — проигравшим.

Проигравший — Заратустра — со связанными за спиной руками сидел у нависшей над пропастью скалы. Он мог броситься в бездну, он должен был броситься в бездну, но не делал этого. Отшельник и Кермуз, стоявшие неподалеку, решали его судьбу.

— Сверни ему шею! — настаивал Отшельник.

— Я не хочу делать это! — возражал Кермуз.

— Но ведь он пытался прикончить тебя! И не без успеха!

Кермуз машинально взглянул на перевязанные кусками ткани руку и бок.

— Я поквитался с ним!

— Порой ты удивляешь меня, Кеельсее, — вздохнул Отшельник. — Ведь ты ненавидишь его.

— Да, — согласился маг.

— Так почему же ты хочешь оставить ему жизнь?

— Чтобы было кого ненавидеть!

Отшельник задумался.

— В твоих словах есть доля истины…

— В них бездна истины! — убежденно воскликнул Кермуз. — Мир держится на ненависти. И побеждает лишь тот, кто ненавидит. А чтобы ненавидеть, надо иметь сильных врагов!

— Ну хорошо. Я помню наш договор. Он твой пленник, и ты волен поступать с ним как хочешь.

Кермуз удовлетворенно кивнул головой. Он извлек нож и подошел к Заратустре. Заслышав шаги, тот поднял голову. Лицо побежденного мага было безмятежно.

— Все? — спросил он, кивая головой на нож.

— Все, — подтвердил Кермуз. — Я могу напоследок задать тебе один вопрос?

— Можешь. И даже не один. Я не спешу. — Заратустра усмехнулся и перевел взгляд на синеющее меж скал небо.

— Почему ты предал Русия?

Заратустра ответил не сразу. Он молчал, левая щека его подергивалась. Кермуз решил помочь ему.

— Ты боялся, что он заставит тебя рассказать о Леде?

Заратустра отрицательно покачал головой.

— Нет. Я достаточно силен, чтобы скрыть то, о чем я не должен говорить. Просто лев был прав. Это не моя битва. Я не раскаиваюсь в том, что делал вчера, год, тридцать лет назад. Но сегодня я должен был быть не здесь. Мое место там, где умирают люди, дерзнувшие стать над своим естеством, именуемым страх или инстинкт самосохранения, люди, презревшие жизнь ради смерти, а смерть — ради того, что они зовут честью. Моя битва была там. И лев пришел, чтобы сказать мне это. А Русий убил льва…

Кермуз задумчиво выслушал это признание и, еле слышно вздохнув, сказал:

— Я понял тебя, Гумий. Ты предал себя, а уж преданный собой ты изменил своему другу.

— Он мне не друг! — резко возразил Заратустра.

— Давно ли?

— С тех пор, как он стал считать себя моим хозяином.

Победитель поиграл ножом и повторил:

— Я понял тебя, Гумий. Хотя ты и разочаровал меня. Я ожидал, что ты будешь верен себе до конца.

— Я верен себе, — сказал Заратустра.

Плененный маг противоречил сам себе, но Кермуз не стал акцентировать на этом внимание.

— По-своему, да, — согласился он. — Твоя беда в том, что многое, почти все, что ты делал, не совпадало с тем, о чем ты думал. — С этими словами Кермуз нагнулся и перерезал веревки на руках Заратустры. Тот изумился.