Воин духа - [59]

— Иногда у меня складывается стойкое убеждение, что голубая мечта всех высокопоставленных чиновников и богачей — это получить все земные недра в своё полное распоряжение, но при этом без населения. Чем меньше людей, тем лучше, — сказал Майк, медленно сжимая кулаки.

— И твои впечатления тебя не обманывают. Так и есть. Для всех этих толстосумов любой народ — это прежде всего стадо, которое можно стричь, как овец, и выжимать последнее, ради удовлетворения собственных прихотей. Им всё равно, как вы живёте, хватает ли вам вашего заработка на еду и чем вы будете платить за своё лечение. Главное, чтобы хорошо было им, — чуть усмехнувшись, ответил Араб.

— Похоже, что жизнь постепенно превратила тебя в циника и анархиста, — усмехнулся Майк.

— Нет. Вернее, в циника — да. А вот анархизм — это такая же идеология, как и любой другой — изм. Включая садизм и мазохизм. А я давно уже стал избегать любых идеологий.

— Но без идеологии практически нет государства. Если вспомнить дискуссии политологов, то даже демократия держится на ней: куча различных партий, каждая из которых проповедует свою идеологию. Значит, без идеологии нет и государства.

— Чушь собачья. Знаешь, что я тебе скажу, брат? Если не вдаваться в историю, то вполне достаточно просто оглянуться на Ближний Восток. Арабские Эмираты и Катар. Страны, в которых всё ещё царит монархия, но при этом живущие в пустыне, где глоток воды всегда стоил дороже человеческой жизни, не платят за неё. Подумайте над этим. Они не платят за воду в пустыне. А вместо идеологии — религия. Всего лишь.

— Я слышал об этом, — кивнул в ответ Квон.

— И что думаешь? — быстро спросил Араб.

— Что ты прав и люди имеют право просто жить и работать, получая достойную плату за свой труд. Чтобы не бояться за судьбу своих детей и не вздрагивать от каждого шороха. Я хорошо помню, как жил с родителями на Тибете. Как отец запрещал маме произносить вслух то, что она думает. Помню, как я растерялся, не зная, как жить дальше, уйдя из армии, и как боялся умереть с голоду, болтаясь по притонам Гонконга и Тайваня. До простых людей никому нет дела. Я это видел. Своими глазами.

Воин закрыл глаза и медленно опустил голову. Удивлённый Араб успел заметить, как в уголках плотно зажмуренных век блеснули слёзы. Бывшему наёмнику стало понятно, что этот разговор всколыхнул в душе воина какие-то давно минувшие события, которые он старательно пытается забыть.

Помолчав, он дал Квону успокоиться и, сделав себе мысленную зарубку, чтобы однажды осторожно вывести его на откровенный разговор, тихо сказал:

— Пора возвращаться. Здесь нам больше нечего делать.

Запустив двигатель, Квон уверенно повёл машину в сторону пустыни. Майк, в очередной раз вздохнув, сел вполоборота к Арабу и, подумав, задал следующий свой вопрос:

— А где ты ещё успел побывать, пока служил?

— Перечислять устанешь, — усмехнулся Араб. — Африка, Южная Америка, Юго-Восточная Азия, Восточная Европа, Ирландия, Ближний Восток.

— Ничего себе география, — качнул головой воин.

— Я был везде, где случались войны. Но не только. Иногда я отправлялся в такие места, где можно было чему-то научиться.

— Научиться? — переспросил Майк.

— Современная война — это не тысячи покорных крестьян с ржавыми мушкетами наперевес. Это прежде всего война технологий. Я умею многое. Очень многое, но далеко не всё.

— Например? — с интересом спросил пришедший в себя Квон.

— Например, я до сих пор на компьютер с кулаками бросаюсь. Умею работать на уровне продвинутого пользователя, не больше. Слабо разбираюсь в ракетной технике.

— То есть запустить баллистическую ракету ты не сможешь? — не удержался от шпильки Майк.

— Нет. Да мне это и не нужно было. Моя специализация — разведывательно-диверсионная деятельность. Найти, подкрасться, уничтожить. Но я командир группы и просто обязан уметь больше своих людей. Значит, я должен был учиться. Стрелять, драться, водить всё, что только может двигаться, ну и много других не самых приятных вещей, без которых не бывает войны. Так, например, я провёл четыре года на острове у мастера Накомуры Ёдзикава, обучаясь премудростям настоящего боя. Машину учился водить у бывшего гонщика «Формулы-один» и у чемпиона по мотокроссу. Водить самолёты и вертолёты меня учили пилоты, прошедшие Вьетнам. А стрелять обучал бывший снайпер.

— Странный подбор учителей, — задумчиво протянул Майк.

— А кто ещё может научить лучше, чем тот, кто сам посвятил своему делу всю жизнь. Согласен, далеко не все становятся тренерами и учителями, но те, кто стал ими, знают, чему учить, а главное — как. А у кого ты учился?

— Я? Да, в общем-то, ни у кого особо, — пожал плечами Майк. — Нет, тренеры у меня, конечно, были, но я никогда не рвался стать первым. Мне просто нравилось тренироваться, чувствовать, как изменятся моё тело, как усиливается реакция, как звучит музыка в душе и бьётся ритм в крови. Знаешь, в колледже никто и не знал, что я давно уже получил чёрный пояс и отлично могу постоять за себя, пока однажды меня не начал задирать капитан футбольной команды. Здоровенный белый амбал, способный быка забодать собственной тупой башкой. Я долго уходил от драки, не желая учинить скандал или покалечить его, но он не унимался. Думаю, тебе не нужно объяснять, что подобные индивидуумы принимают твоё миролюбие за слабость и ещё больше наглеют. Так было и в тот раз. Я пригласил девушку на свидание, мы отлично провели вечер, а потом, прямо на улице, столкнулись с ним и с его компанией. Естественно, они сразу же начали задираться и провоцировать меня на драку. Я терпел до тех пор, пока они не начали хватать мою девушку. Вот тогда-то всё и случилось. За одну минуту я превратил половину футбольной команды в инвалидов. Потом был суд, но меня оправдали. Их было слишком много против одного.