Воин Арете - [39]

Эгесистрат с сомнением покачал головой:

– Ты действительно считаешь, что они осмелятся? А по-моему, мы можем довериться царскому слову.

– Я бы не стал, – откровенно поддержал меня Клетон.

Мы поблагодарили его за добрые услуги, и он отправился обратно. Мы смотрели, как его влекомая мулами повозка, дребезжа, катится по дороге.

Потом Эгесистрат сказал мне:

– Ты был совершенно прав, Латро. Я тоже уверен, что они ночью нападут на нас. Но хоть я и не верю, что наш друг Клетон – шпион царя, он все же, даже невольно, может проболтаться об услышанном здесь первому встречному, и тогда это может дойти до ушей царя или его приближенных. Нам необходимо нынче же ночью исчезнуть из лагеря!

Видя в моих глазах незаданный вопрос, он добавил:

– Но сперва я бы хотел спросить совета у богов, да и амазонкам следует попросить помощи у их "отца".

Он о чем-то поговорил с Иппофодой, затем снова обратился ко мне:

– Иппофода говорит, что лошадь – вполне подходящая жертва. Конечно, мы выберем самую слабую. Полагаю, что этот бог должен понять нас. Может, лучше даже взять одну из лошадей, захваченных у фракийцев в той, самой первой схватке? А вы, – обратился он ко мне и к чернокожему, – должны составить план нашего бегства, Иппофода поможет вам. Вы будете стратегами, а я – вашим прорицателем, а заодно, видимо, и вашим переводчиком.

Амазонки построили из дерева и глины алтарь и воткнули в него короткий меч. Мы с чернокожим между тем выкупали самую тощую из наших лошадей (по-моему, это была очень хорошая лошадь), а Ио и Элата украсили ее, как только сумели. Церемонией руководила Иппофода; она перерезала лошади горло после вознесения молитв и исполнения всеми амазонками гимна. Иппостизия, самая высокая из воительниц, собрала кровь в чашу, плеснула немного на священный меч, а остальное вылила в огонь. Потом Иппофода с Эгесистратом вспороли лошади брюхо, извлекли сердце и печень и бросили их в огонь, как и некоторые другие органы и кости. Эгесистрат внимательно наблюдал, как они горят и какой от них поднимается дым; потом внимательно изучил обе лошадиные лопатки и только тогда поведал нам, что сумел узнать.

– Предзнаменования есть разные – и плохие, и хорошие, – сказал он. – Нам не избежать потерь, ибо слишком много опасностей поджидает нас впереди, однако мы в итоге все же своего добьемся.

Чернокожий указал на Элату, на Ио, ткнул рукой в грудь себе и мне, а потом мотнул головой в сторону Иппофоды и ее амазонок.

– Да, – ответил Эгесистрат. – И мы, и они. Но не сразу – и, видимо, даже не нынче ночью. Но очень скоро! Во всяком случае, Арес готов выполнить просьбу своих дочерей.

Едва зашло солнце, как чернокожий пробрался мимо часовых, чтобы наблюдать за дорогой. Мы решили, что начальник фракийцев непременно будет ехать во главе своего отряда; и, даже если это окажется не сам царь, все равно их командир будет хорошим заложником. Ио и Элата должны были оставаться "в тылу", в палатке. Остальные оседлали коней, как только убедились, что нас уже плохо видно в сгустившейся тьме. Мы рассчитывали сами атаковать еще до того, как взойдет луна. Даже одна из раненых амазонок взобралась в седло, уверяя, как мы поняли, что уже вполне поправилась и готова драться. Но Иппофода приказала ей спешиться и оставаться в палатке вместе с Ио и Элатой. Кто-то поцеловал меня в темноте. Наверное, именно она. Во всяком случае, это была женщина значительно крупнее и сильнее Элаты.

Глава 15 МНЕ ПОРА УХОДИТЬ

Эгесистрат не соглашается со мной, а я ему обещал, что буду считаться с его мнением. Мы с ним переговорили наедине и решили, что если что-то предпринимать, то немедленно и именно мне. Я сказал, что пойду, как только сделаю записи в дневнике, но он настаивает, чтобы я сперва отдохнул и, если получится, поспал.

Все это связано с событиями, которые он предвидел, когда глядел на пламя жертвенного костра – с тем, что мы все-таки доберемся до этого Эобаза, но не нынче же ночью. Если мы дождемся зари, говорит Эгесистрат, можно будет поискать другой выход из пещеры. Я-то хотел выйти через известный ход в пещеру и лучше ночью – в сущности, это единственное подходящее время. Может быть, мне не следовало с ним соглашаться, хотя, по его словам, в глубь пещеры тянет сквозняком. Я и сам вижу, как туда сносит дым от костра.

* * *

Я только что перечитал написанное прежде, до возвращения Эгесистрата, и вижу, что кое-что пропустил, так что это следует записать, пока я не забыл. После жертвоприношения Ио опять спросила Эгесистрата о том предсказании весеннего оракула царю Котису.

– Полагаю, тебя удовлетворит только полное толкование каждой строки пророчества? – сказал он ей. – Что ж, очень хорошо. Я попытаюсь это сделать. Но ты должна понять, что у царя есть свой мудрец, который, изучив куда больше пророчеств этого оракула, чем я, понимает его гораздо лучше.

Итак, первая строка: "Сильным – несчастьем грозит гнев богов и проклятье". Тут единственный вопрос – какие "сильные" и какие "боги" имеются в виду? Довольно обычная практика – оракулы любят задавать такие вот загадки в первом же предложении, а отгадки – в последнем. По-моему, под "сильными" подразумеваются цари, упоминаемые в последней строке. Тебе это понятно?