Воевода - [15]

Опасна и сурова жизнь торгового человека, многие несчастья стерегут его в пути, и оттого – ой, как суеверен настоящий купец, верит в приметы, знамения и предчувствия, ибо, отправляясь в дорогу человек всегда доверяет свою судьбу Богу. А те купцы, что поопытней, что прошли не одно испытание, чувствуют опасность издалека, когда торговый караван лишь только собирается в путь или к нему хочет пристать нежданный попутчик. Вот таким нежданным попутчиком и была боярышня, и Верен, как опытный купец, сразу почувствовал, что не к добру она и ее люди в караване, но не смог отказать, ибо князь приказал взять всех их с собой. Покряхтел старшой, поупрямился, но делать нечего: пришлось подчиниться, но осталась все-таки на сердце тяжесть от неугодного его душе человека. Не хотелось видеть ему боярышню эту, хоть и красива она, не хотелось видеть и людей ее, хоть и воины они ладные и при случае будут каравану защитой. Только сердце упрямо твердило, что беда на людей тех положена, что несчастье им уготовано.

– Старшой! – вновь зазвенел голос уже совсем близко. – Боярышня спрашивают, далеко ли нам еще и не пора ли стоянку делать. Солнце уже клонится.

Верен нехотя обернулся к отроку. Здоровенный детина лет восемнадцати, сильный и длиннорукий, но еще не раздавшийся в плечах, с еще по-детски пухлыми губами. В дорогие, шитые бисером, сапоги заправлены полосатые штаны, а на ветру лихо вьется белое полотно нарядной нательной рубахи.

– Скоро дойдем, – буркнул Верен, чувствуя, как с приближением отрока на него опять накатывает ощущение непонятной тревоги. – Будет вам стоянка.

– Старшой, а старшой, – отрок щеголевато поднял своего коня на дыбы. – А ты что в кольчуге-то? Неужель не жарко-то?

– Лучше в кольчуге париться, чем в бою потом сжариться! – сердито бросил Верен, отворачиваясь от наглеца.

– Какой бой?! – рассмеялся отрок, видно, взятый на службу из богатого рода и оттого имевший бесстыжие и хамоватые привычки. – С кем тут биться-то, уж не с рогозом ли али с теми ракитами?

И, не дожидаясь ответа, он поскакал обратно к каравану, гикая и хохоча на скаку. Верен сердито плюнул ему вслед и, посмотрев с тоскливым предчувствием на ракиты, зашелестевшие на том берегу, подумал печально, что кабы знать, где его ждет беда, так уж не так тошно было бы выслушивать дерзкие насмешки всяких юнцов. А уж беду-то он чувствовал, да не знал, как отвести ее. «Разве что берегиню свою попросить?» – мелькнула дикая мысль.

– Эх, Свенда, Свенда, – начал он тихо. – Кабы я знал, как тебя позвать, берегинюшка, уж я бы тогда в первую очередь спросил тебя про то, что меня ждет, что истомило мою душу предчувствием тягостным. Эх, кабы показала бы ты мне эту беду растреклятую, что лежит камнем на сердце, ни покою не дает мне, ни роздыху.

Верен провел рукой по глазам и махнул ладонью, будто прогнал прочь нелегкие думы. И в тот же миг он увидел облачко сизое меж двух ракит, словно туман от речки набежал. «Однако ж, – думается ему, – откуда туману быть сейчас, ведь солнце-то еще не село? Да и облачко странное какое-то». Стал он к нему приглядываться и видит, что оно, как живое: и свет в нем мелькает, и блики мерцают. Тут у старшого аж дух захватило: неужто она, берегиня, ему откликнулась? Застыл он на месте и не шелохнется, ждет с замиранием сердца, что же дальше-то будет. Тут облачко разглаживаться стало и светлеть. Пригляделся Верен к нему повнимательней и видит, что перед ним открылась картина живая, словно сквозь туман увиденная. И на этой картине бой идет среди ночи. Костры горят, люди мечутся в красноватых отблесках пламени, оружие сверкает. Смотрит старшой во все глаза и видит себя, как бьется он один с печенегами. Одного зарубил, другого рассек аж до пояса, и тут вдруг все куда-то стало отдаляться и туманиться, и только видно одно, как летит стрела черная. Медленно так летит, чуть подрагивает, словно воздух рвет наконечником. И видит он, совсем рядом, как блестит красноватым отблеском заточенная грань острия, словно сам он и есть та стрела черная и летит сквозь ночь непроглядную. А тьма вокруг вихрем крутится, и лишь вдали пятнышко светлое, как на дне колодца глубокого. И только он разглядел эту горошину света, как все вокруг завертелось, замелькало стремительно, и светлое пятно мгновенно превратилось в круг у костра, где сам он стоит с мечом, и враги вкруг него злобятся. Но видит он себя со спины сквозь наконечник стрелы, нацеленный прямо в него. Моргнул Верен глазами, и облачко вмиг исчезло, словно и не было ничего.

– Вот тебе и на, – пробормотал он озадаченно. – То ли мне почудилось, то ли я и впрямь что-то видел.

Однако ж кольчугу на себе ощупал и осмотрел тщательно, словно от того боя, что пригрезился ему, на ней могли остаться следы. Нет, все в порядке, хороша его кольчужка, и не раз она спасала его от стрел лесных разбойников. Спереди усилена бляхами, так что не то, что стрелой, копьем не пробьешь. И все же Верен призадумался. Вспомнились ему боевые луки вятичей, склеенные из разных пород деревьев, роговых пластин и сухожилий животных. Из такого лука узкой бронебойной стрелой, пожалуй, можно и пробить даже кольчугу. А ведь печенеги тоже большие мастера по стрельбе из лука. Вдруг и у них есть такое оружие?