Военный летчик - [3]

– И что же потом?

– Ничего. Прибыла комиссия из штаба. И все осталось по-прежнему. В момент погрома многие солдаты чуть не сошли с ума - такими они сделались злыми. Они были способны на любой шаг, даже на убийство.

Я посмотрел ему в глаза и опросил:

– А ты, Бомба?

Негр усмехнулся и опустил глаза. Печально улыбнувшись, он проговорил:

– Я ни на что не годен, даже на то, чтобы стать плохим.

Бомбу можно было сравнить с тонкой тростью из черного дерева. Такие трости выносят огромную тяжесть, но никогда не ломаются.

Вскоре, во время проходивших в стране выборов, мне пришлось выполнять важное задание - нести охрану избирательного участка в маленьком городке. Согласно приказу, я должен был стрелять во всякого, кто попытается устроить беспорядок, сорвать голосование.

В доме одного крестьянина, где разместились сержант, капрал и я, нас хорошо угощали. Здесь были жареные цыплята, рис, черная фасоль. Все это, а также сигары и прохладительные напитки мы получала бесплатно. Сержант знал толк в подобных поездках и выбрал дом, где принимать таких гостей считалось делом чести. Хозяин дома ни при каких обстоятельствах не отказался бы от этой миссии. Я же, совсем молодой парень, одетый в военную форму, с каской на голове, вооруженный винтовкой, был уверен, что я - в высшей степени важная персона. То были выборы, в которых каждому военнослужащему отводилась особая роль - силой оружия обеспечить нужный исход.

Нахлобучив каску до самых бровей и чувствуя на себе тяжесть военных доспехов, я крепко сжимал покрытую лаком ложу винтовки. Во мне росло чувство агрессивности и крепла вера в самого себя. Я считал, что с таким оружием, в военной форме и благодаря устрашающему внешнему виду способен на многое, и начинал верить, что гражданский невооруженный человек, нерешительный и слабовольный, - вообще не человек.

В ходе выборов я не один раз убедился, что громкий голос, твердый взгляд и похлопывание по прикладу старой винтовки производят чудеса, когда мужчины, женщины и старики стоят перед входом на избирательный участок.

Советы мне, неопытному солдату, давали некоторые старослужащие, в особенности старший сержант Санта Крус, по кличке Ломовик, не раз принимавший участие в подавлении «беспорядков». С умным видом, выгибая брови дугой, он портал .меня:

– Если уж бить прикладом, так бей не в плечо или в руку. В такие места уважающий себя солдат не бьет. И в голову тоже не нужно бить, а то, чего доброго, убьешь. Бей его в грудь, в самую середину, и бей сильно!

– Послушай, Ломовик, - говорил другой, - это же ясно каждому! - И тоже принимался поучать меня: - А вот если нужно прикончить выстрелом, то стреляй наверняка. Ранение - это дело опасное. Всю жизнь будешь потом иметь неприятности. Гражданские не простят тебе этого. Лучше всего выстрел - и человек готов. Все остальное решится само собой, можешь не беспокоиться…

Как все меняется! Не верится, что на мите желтая форма и я служу в авиации, что у меня в руках винтовка, а на поясе штык. Я не отрицаю, это мне очень приятно. Наконец-то я стану летчиком! Мои мечты тех давних лет скоро превратятся в действительность.

Глава 2. СЕРЖАНТ

Там, в городке, где я участвовал в охране избирательного участка, произошел печальный случай, который помог мне глубже вникнуть в сущность жизни, чтобы… еще меньше понимать ее.

Сержант Помпейо Сантесильде-и-Парра был обыкновенным человеком, каких много в армии. От тех сержантов, которых я знал, его отличала, пожалуй, замкнутость. Он был сдержан и молчалив.

Солдаты не называли его между собой сукиным сыном, как других сержантов, хотя странности в его характере все же отмечали. Свои служебные обязанности сержант знал хорошо, но держался в стороне от всех. Казалось, он с недоверием относится к окружающим и они платят ему тем же. Черствость была характерна для многих солдат и сержантов одного с ним возраста. Эти люди сочетали в себе чувство верности долгу с подозрительностью и недоверием к своим начальникам и подчиненным. В их взгляде была жесткость, а на лицах застыла печать горьких воспоминаний. В свое время над ними издевались, им пришлось перенести побои и оскорбления, что было обычным в армии тех лет.

«Я-то все перенес, а теперь пришел твой черед, и мы еще посмотрим, выдержишь ли ты», - как бы говорили нам они.

Сержант был мулатом, среднего роста, некрепкого телосложения, с выпирающими, казалось, отовсюду костями. В волосах его уже появилась первая седина. К тому времени сержанту шел сорок шестой год и он добрых тридцать лет провел на военной службе.

Сержант Помпейо Сантесильде-и-Парра был старшим в группе, направленной для поддержания порядка во время выборов. После утомительного ночного переезда по железной дороге с полной выкладкой - вещмешок, винтовка со штыком и каска - мы разместились в помещении местной сельской жандармерии. Старое здание времен испанского колониального владычества было расположено в центре города.

Однажды душным вечером мы находились в казарме. Солдаты, получив увольнительные в город, собрались и ушли. Не помню, как это получилось, но я остался и разговорился с сержантом. Должен признать, что сержант почему-то относился ко мне с особым доверием. Многих молодых солдат, призванных на службу, он считал разгильдяями, ворами и бездельниками, меня же к таковым по каким-то причинам не причислял.