Военный летчик - [23]

Во время первого медицинского освидетельствования, проводившегося американской комиссией, у нас проверяли зрение, слух, артериальное давление, делали клинические анализы - то есть выясняли, годен ли тот или иной курсант к службе в авиации. Несколько курсантов не прошли комиссию. Остальных, около двадцати человек, на транспортном самолете доставили на базу ВВС Муди в Вальдосте, штат Джорджия, где более недели их подвергали сложному психо-медицинскому обследованию специалисты. Проверки и зачеты длились в течение целого дня с использованием самой современной хитроумной техники. Успешно выдержали экзамены двенадцать курсантов. В конце концов из этого числа согласно квалификационной шкале и анализу, проведенному специалистами, были отобраны четыре человека, которым предстояло летать на реактивных самолетах. По результатам экзаменов я занял первое место.

Наконец я добился своего! Я смогу летать на боевых реактивных самолетах! Тогда, в 1953 году, когда реактивная авиация делала первые шаги, это событие имело для нас такое же огромное значение, как сегодня полет в космос.

Мне все-таки не верилось, что такое возможно. Подобное чувство испытывали, видимо, и остальные курсанты. Я не строил никаких иллюзий в отношении зачисления на курс, чтобы разочарование в последний момент не было слишком тяжелым.

Конечно, я страстно желал, чтобы мои мечты превратились в действительность. Я часто представлял себя за штурвалом современного реактивного самолета. С детства я психологически готовил себя к тому, чтобы побеждать страх и не замечать опасности. Кроме того, я постоянно тренировался, развивая остроту зрения, и старался замечать мельчайшие предметы на деревьях, на зданиях и где-либо вдали на горизонте.

Однажды жарким майским днем 1953 года, после многих месяцев интенсивной подготовки, мне приказали построить группу из двенадцати человек и отвести ее в штурманский класс. Мы не знали, для чего пас собирают, но предполагали, что будет решаться наша судьба.

В аудитории пас ожидал капитан Эскандон. Я представил ему группу. Капитан приказал нам сесть, улыбнулся и произнес обычным, хотя я и догадался, что он взволнован, голосом:

– Через несколько дней вы уезжаете… Счастливого пути! - Затем он вручил нам официальные документы и разрешение на выезд.

Глава 9. ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОВИНЦИИ

Уже с давних лет меня преследовала неотступная мысль стать летчиком. Были, конечно, и сомнения, и неопределенные тогда еще поиски. По своему происхождению я относился к провинциальной буржуазии. Мой отец был довольно известным юристом в Гуантанамо. Конечно, он имел недостатки, характерные для буржуазии, но были у него и достоинства, которые трудно найти у представителей этого класса. В те годы я, как и многие мои товарищи, был охвачен жаждой приключений. Иногда мы отправлялись в «экспедиции» по южному побережью провинции Орьенте, которые длились по несколько недель. Практически для подобных путешествий у нас не было никаких средств, что затем выливалось в дополнительные хлопоты для родственников. Мы чувствовали себя мятежниками, выступавшими против всех законов и порядков, в том числе против учебы. Люди называли нас сумасшедшими. Лично я вызывал недовольство матерей многих моих товарищей, и они запрещали своим детям дружить со мной. Но вопреки всем запретам, естественно несправедливым, мы продолжали собираться вместе.

В те годы меня охватила ненасытная жажда к чтению. В каждой книге я находил что-либо интересное для себя. Рыцарские и любовные романы я читал с таким же увлечением, как и философские размышления Декарта. Кроме того, я увлекался серьезной музыкой и, несмотря на возражения отца, с помощью матери добился того, что мне разрешили заниматься у профессора музыки Галларта, Пепе Галларха, или великого Пепе, ученика маэстро Падеревского - пианиста, композитора и политического деятеля.

Пепе Галларт еще в молодости по воле отца уехал в Соединенные Штаты учиться инженерному делу. Он пробыл там пять лет и вернулся выпускником консерватории, да еще с громким титулом способного ученика самого маэстро Падеревского. Отец не смог простить его, и с тех пор они не общались.

Пепе, чтобы заработать себе на жизнь, давал уроки муэыки как приходя к ученикам, так и у себя на дому. Однако он соглашался заниматься только с теми, кто, на основе его собственных выводов, имел хотя бы минимум необходимых способностей и таланта. В этом он был непреклонен, что, естественно, отражалось на его бюджете. Его спокойную жизнь нарушали частые споры между ним и учениками, возникавшие из-за его непреклонности и упрямства. Жил он в одиночестве в скромном домике на окраине города.

Там в узкой комнате стоял его «Стейнвэй» - огромный рояль, превратившийся в настоящего тирана, загнавшего маэстро в единственное оставшееся свободным место - крохотную комнатенку, где он спал. В ней было так тесно, что, когда туда входили двое учеников, дверь уже не закрывалась. Создавалось впечатление, что и домик-то этот был построен вокруг великолепного «Стейнвэя».

Другой личностью, производившей на меня глубокое впечатление в те годы, был дон Андрее Девилье, типичный представитель буржуазного провинциального общества того времени. Он занимал должность администратора муниципального кладбища и был преисполнен собственного достоинства. Он торговался, продавая участки земли под могилы с таким видом, будто осчастливливал скорбящих, повторяя при этом: «У меня есть одно хорошее местечко для вашего почившего, это тихий, спокойный уголок, пусть отдыхает себе». Он произносил эта слова медленно, негромким проникновенным голосом, положив руку па плечо родственника покойного.