Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке - [43]
Тем не менее сведения, полученные еще до нашего прибытия в Перемышль, убедили нас в правильности сделанных ранее предположений относительно расположения русских сил. Они, как показали дальнейшие события, оказались на удивление точными. В соответствии с замыслом ведения войны еще 18 августа армейское Верховное командование издало приказ о выдвижении армий в заданные районы и приведении их к 21-му числу в состояние боевой готовности, с тем чтобы осуществить наступление на сосредоточившегося между реками Висла и Буг противника, а также отразить возможный удар русских войск с востока.
Мы с горячим нетерпением ожидали поступлений новых донесений, на основании которых 21 августа командование могло принять окончательное решение. Я отправился к офицерам разведки при штабах армий, располагавшихся в городах Ланьцут (1-я армия), Радымно (4-я армия) и Самбор (3-я армия), чтобы в ходе устного обсуждения уточнить проведенные ими мероприятия. В общем, мы предприняли максимум из того, что было в человеческих силах, но донесения продолжали поступать весьма редко.
В результате была совершена переоценка сил русских войск, сконцентрированных между Днестром и Прутом, чему способствовало извещение о том, что там сосредоточились два кавказских корпуса. К тому же румынский генерал Илиеску, беседовавший по этому поводу с нашим бухарестским военным атташе, заявил, что эти два корпуса переправились в Одессу морским путем. С другой стороны, наш военный атташе в Константинополе извещал о том, что все три кавказских корпуса по-прежнему находятся на Кавказе. Сегодня мы знаем, что правильным было именно это извещение — 2-й и 3-й кавказские корпуса появились на театре военных действий только в конце августа, а 1-й корпус остался в тылу.
Сравнительно много агентурных донесений поступало только от подсобного разведывательного пункта, располагавшегося в городе Черновцы, что объяснялось тем, что находившаяся поблизости Румыния благоприятствовала проходу агентуры. Однако агенты сообщали о такой массе армейских соединений, якобы угрожавших Черновцам, что могло сложиться впечатление, будто бы русские оголили другие участки фронта. Конечно, это снижало доверие к сообщениям из данного района.
Путаницу вносили также донесения от наших агентов и результаты наблюдения других средств разведки о резком усилении железнодорожного движения на юге России в направлении Волыни, Варшавы и Брест-Литовска. В дополнение к этому пришло извещение от фон Кевесса[131], командовавшего авангардом 2-й армии в составе армейской группы, о том, что задействование сосредоточенных южнее железнодорожной линии Проскуров — Жмеринка значительных сил противника в ближайшее время не предвидится. Не обнаружил возле этой линии сколь-либо значительного скопления войск русских и специально посланный утром 21 августа в Подолию на разведку летчик, облетевший всю территорию между Днестром и дорогой Проскуров — Тарнополь[132]. В результате, поскольку желание всегда рождает соответствующие мысли, в ставке охотно пришли к выводу, что предполагаемого главного удара противника с востока в северном направлении ожидать не следует.
Таким образом, от нашей разведки полностью укрылся такой важный факт, как выход 18 августа 8-й русской армии из своего расположения возле города Проскуров и 3-й армии на следующий день из крепостного треугольника под Ровно. Поэтому поступившим вечером 21 августа в Перемышль сообщениям о прорыве русских войск возле поселка Гусятин, городов Тарнополь и Броды большого значения мы не придали. Тем более что речь в них шла всего о четырех или пяти дивизиях. В результате в ставке посчитали, что вышеуказанный прорыв незначителен и может быть легко отбит коротким контрударом вспомогательной группы. Никто даже не подумал, что действия неприятеля могут помешать нашему большому наступлению, и после обеда 22 августа в войска были направлены соответствующие приказы.
Предостережение о необходимости серьезнее отнестись к опасности удара русских с фланга, пришедшее 23 августа из города Черновцы, вызвало большие сомнения, тем более что в нем содержался ряд явных неточностей. В сообщении говорилось, что 8-я русская армия сосредоточила свои силы в районе городов Волочиск — Новоселица, а ее командующий Лещ (на самом деле это был никакой не Лещ, а генерал Брусилов), настаивавший на обороне границ в ожидании подхода сибирских полков, не наблюдая нашего наступления, внезапно решил сам нанести удар.
Такое известие подтверждалось прорывом нашей обороны у Гусятина и Тарнополя. Тем не менее сведения о наличии в указанном районе 8-й армии русских по-прежнему вызывали большое сомнение. И это сомнение после того, как 23 августа летчики доложили, что во время полета заметили у Тарнополя лишь более крупные колонны конницы и небольшие части пехоты, только усилилось.
Постоянная недооценка исходившей со стороны реки Збруч опасности привела к тому, что наша 3-я армия предприняла наступление на намного превосходящие ее силы противника, что привело в конечном итоге к проигрышу всего начального этапа войны. В своей брошюре «К десятилетию со дня битв при Злочеве и Перемышле» тогдашний начальник штаба 3-й армии генерал Пфеффер в известной степени обвиняет армейское Верховное командование в неправильном ориентировании войск относительно положения противника. Однако в действительности все было в точности наоборот. Это Верховное командование должно было обвинять командующего 3-й армией в предоставлении недостаточной информации, поскольку в задачу разведывательного пункта его армии входила разведка прежде всего русского Киевского военного округа. При своем развертывании ее войска находились в выигрышном положении, так как действовали на территории, хорошо изученной в мирное время, где можно было использовать наработанные связи, в том числе и среди пограничников. К тому же начальник разведывательного пункта армии являлся знатоком своего дела. Поэтому то, что его донесения о положении противника в районе к востоку от реки Збруч оказывались самыми скудными, является настоящим злым велением рока.
