Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке - [39]

В Королевстве Хорватия и Славония положение было особенно трудным, поскольку тамошнего бана поддерживали в Будапеште. А он, в свою очередь, проводил дружественную политику по отношению к сербам. Поэтому военным властям не раз приходилось принимать соответствующие меры. Тем не менее сербы, проживавшие у реки Савы и в области возле Дуная, находившейся под управлением бана, могли очень легко передавать наблюдательным постам своих соотечественников донесения световыми сигналами и колокольным звоном. В связи с этим военное командование Темешвара, которому политики не мешали в такой сильной степени, как другим, арестовало всех подозрительных элементов, запретило в тридцатикилометровой полосе у границы всякий колокольный звон и выпас скота на южных склонах гор, спускающихся к Дунаю. Кроме того, населению было предписано с наступлением темноты тщательно занавешивать в этой зоне в домах все окна. При этом двойная линия оцепления следила за тем, чтобы в приграничные районы попадали только люди с соответствующими удостоверениями.

Положение дел в этих районах может охарактеризовать мой разговор в Аграме в 1918 году с прокурором доктором Александерем, который вел расследование по делу о великосербской пропаганде. Он, в частности, утверждал, что хорватско-славонские гражданские власти вплоть до начала войны ничего не знали о составе и целях «Народной обороны». В итоговой сводке о великосербской пропаганде хорватское правительство само пожаловалось на то, что ничего не слышало ни о безобразиях, творимых вышеназванной организацией, ни о выпущенной ею в 1911 году весьма показательной по своему содержанию брошюре.

Эта брошюра являлась весьма вредной[117], что подтверждалось документально. На нее и «Народную оборону» было обращено внимание королевского комиссара в Хорватии еще в 1912 году. Также из документов следовало, что министерство иностранных дел в апреле 1912 года довело до сведения бана Хорватии барона Славко Кувая-Иванского содержание сообщения, полученного из посольства в Белграде, касательно этой брошюры. После этого 20 июля 1912 года бан действительно запретил лекции одного из основателей «Народной обороны» Зивоина Дачича, а также других членов данной организации. При этом он отдал негласное указание соответствующим инстанциям выслать всех имперских сербов, разъезжавших по городам и весям с целью распространения идей об объединении всех сербов.

В августе 1912 года министерство иностранных дел от одного из активных членов «Народной обороны» получило подробные сведения о составе и целях этой организации, заключавшихся в подготовке революции в Австро-Венгрии, создании паники и организации мятежей, диверсий, а также собирании сил для неизбежной через несколько лет войны Сербии с империей. Наш информатор рассказал также о деятельности «Черной руки». Совершенно естественно, что все это было немедленно доведено до сведения венгерского министра внутренних дел.

Тем не менее хорватские власти постарались обо всем этом позабыть, а их властные органы на местах ничего не предприняли против такой агитации, поскольку ничего об этом якобы не знали! Поэтому тому, что именно в Королевстве Хорватия и Славония, в котором проживал самый верный монархии народ, была подготовлена государственная измена, удивляться не приходится. Это объясняет и то, что работа созданного наконец в Аграме по настоянию Генерального штаба центрального контрразведывательного пункта оказалась по сути парализованной.

О настроениях известных кругов в Краине, Южной Штирии и Приморье, где проживало много славян, говорят аресты за дружественные сербам публичные заявления и оскорбления его королевского величества, необходимость закрытия почти всех сокольских союзов, а также запрета некоторых других сербофильских, антимилитаристских и социал-демократических организаций. Кроме того, характеризуют эти настроения и высказывания гимназистов. Поэтому пришлось, в частности, сначала ограничить передвижения, а затем арестовать отличавшихся панславистскими взглядами бывшего бургомистра Ивана Хрибара[118] и друга сербов профессора доктора Илесича.

Особенно бередили души священники, и нам пришлось заключить под стражу столь много священнослужителей, что триестский епископ Карлин обратился с жалобой к военному министру. При этом он заявил, что славянских священников напрасно обвиняют чуть ли не в том, что они накликали войну.

В Галиции тоже было неспокойно. Уже в ночь с 29 на 30 июля мы зафиксировали попытку разрушить железнодорожный мост через реку Попрад, а также поджог деревянного моста у села Неполокоуц в Буковине. Эти факты давали основание предполагать начало резкой активизации деятельности русских агентов по организации диверсий, связанной с мобилизацией русской армии.

Немедленно принятые соответствующие меры не позволили нанести большого ущерба. В частности, были арестованы все выявленные еще в мирное время русофильские элементы, что позволило не только прекратить диверсии, но и оградить нас от шпионажа. Однако следует признать, что эта скверна оказалась распространенной гораздо шире, чем мы, военные и даже благонадежные местные власти, предполагали.