Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке - [142]

Армейской же группе Пфланцера, которая вследствие продвижения салоникской армии уже не могла более держаться в Албании, был придан располагавшийся в городе Цетинье разведывательный отдел во главе с майором Лангауэром. Его агентурная сеть состояла из 138 агентов, часть которых была оставлена на покидаемой нашими войсками территории.

Когда армейская группа подошла к Которскому заливу[366], там уже была установлена власть далматинских и герцеговинских национальных советов, которые повели себя так, что исполнение приказа от 5 ноября о разделении войск по национальному признаку и отводе их за реку Сава стало невозможным. В результате генерал-полковник был вынужден вступить с представителями Антанты в переговоры об эвакуации австро-венгерских частей морским путем.

После разгрома Болгарии у Турции не оставалось иного выхода, как искать спасения путем заключения сепаратного мирного договора, и вскоре офицер нашей разведки доложил о том, что переговоры по этому вопросу между турками и Антантой начались. 30 октября перемирие было подписано, и на этом работе нашей разведслужбы на территории Турции был положен конец.

Между тем наша агентура в Италии доложила, что командование итальянских вооруженных сил провело серьезную подготовку для масштабного наступления, которое по всем признакам планировалось осуществить на реке Пьяве. Одновременно вследствие новостей об одержанных противником победах во Франции, на Балканах и в Палестине наблюдался заметный подъем морального духа итальянских войск, чему способствовали также массированная пропаганда и многочисленные военные празднования.

Однако итальянцы благоразумно не спешили с началом наступления, дожидаясь, когда после опубликования кайзеровского манифеста от 17 октября процесс разделения империи на национальные государства наберет достаточную силу. Однако еще до того, как Каройи в качестве нового властителя Венгрии внес путаницу в ряды австро-венгерской армии путем отзыва с фронта венгерских частей, в действующую армию просочились слухи о происходивших событиях в тылу, которые дали богатые всходы из сеявшихся годами подстрекательских зерен неповиновения. В результате солдаты некоторых частей самовольно оставили свои позиции и отправились по домам, дав тем самым не решавшимся перейти в наступление итальянцам сигнал к атаке.

В таких условиях итальянская армия наступала успешно, но наша радиоразведка, несмотря ни на что, продолжала работать безукоризненно. Даже 1 ноября было перехвачено и расшифровано 65 шифрограмм, позволивших точно установить группировку итальянских войск и направления их продвижения. Это важнейшее средство австро-венгерской разведывательной службы прекратило свою работу лишь после заключения перемирия 3 ноября.

А вот наши органы цензуры исчезли намного раньше — еще тогда, когда «национальные государства» получили возможность самостоятельного существования. Причем особенно бурно проходила ликвидация цензурного отдела в городе Фельдкирх, заболевший руководитель которого был вынужден бежать в Швейцарию, — население Форарльберга[367] особенно возбудило то обстоятельство, что среди цензоров насчитывалось много евреев.

Разрушение воинской дисциплины в армии вызвало опасения в том, что привнесенные из России учения, а также проводившаяся на протяжении многих лет в самой Австро-Венгрии работа различных политических деятелей могут привести к перерождению армейских формирований в большевистские полчища, которые по возвращении с фронта начнут захлестывать земли бывшей империи, придавая новый импульс набиравшим там силу волнениям.

Поэтому свой долг армейское Верховное командование видело в борьбе с подобными явлениями. Оно еще верило в возможность дальнейшего существования Австро-Венгрии на основах, изложенных в кайзеровском манифесте, и не придавало серьезного значения объявлению парижским Чешским национальным советом Чехословакии самостоятельной республикой, так же как и провозглашению Трумбичем создания независимой Югославии.

По поручению Верховного командования я приступил к обсуждению соответствующих мер по недопущению развала государства с министром внутренних дел фон Гайером, который познакомил меня с депутатами Тузаром и Корошецом. В его присутствии я переговорил с обоими. При этом Тузар, в то время вице-председатель палаты депутатов, обнаружил полное понимание всей остроты возникшей обстановки, а Корошец направил меня в Аграм к Светозару Прибичевичу[368] с рекомендательным письмом, которое у меня хранится до сих пор.

Однако обстоятельства, связанные с взаимодействием с германской разведкой, вынудили меня срочно выехать в Мюнхен, а когда 30 октября я вернулся оттуда, обстановка уже коренным образом изменилась. Повсюду возникли независимые национальные государства, которым теперь предстояло противостоять большевизму самостоятельно.

Моя миссия в Богемии так и не была осуществлена, поскольку начать планировалось 28 октября, но именно в тот день была объявлена чешская национальная независимость[369], и надобность в ней отпала. К тому же там ее трактовали неверно, считая, что она связана с вмешательством в чешские дела армии, тогда как речь шла лишь о мероприятиях по защите Чехии и других земель от большевизма.