Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке - [12]

Другой шпионский центр, работавший против нас, располагался под крылом русского консула Пустошкина в Лемберге. И так продолжалось до тех пор, пока нам не удалось сильно скомпрометировать его и заставить покинуть свой пост из-за громкого скандала в связи с поимкой шпиона Мончаловского. Однако по всему чувствовалось, что имелись и другие центры шпионажа, в том числе и руководимые некоторыми военными атташе. Но обычно охотно идущая навстречу нашим пожеланиям венская полиция, опасаясь столь нежелательных для нее «последствий», организовать за ними наблюдение отказалась.

Некоторые досадные явления вызвал и аннексионный кризис. Газеты никак не хотели прислушаться к предостережению о том, что в столь неспокойное время не стоит своими публикациями оказывать противнику безвозмездные услуги в проведении разведки. Поэтому пришлось издать соответствующий строжайший закон, и за период с ноября 1908 по март 1909 года арест был наложен на примерно двести газет. Большинство из них являлись чешскими, но и немецких оказалось предостаточно. В этом вопросе особенно неприятно удивила газета «Цайт», по сути снабдившая сербов нашими «оперативными планами».

Еще более неприятными были антимилитаристские демонстрации в Богемии, а также все более и более смелая панславистская пропаганда, склонявшая сербов к переносу центра тяжести их пропагандистской и разведывательной деятельности в Прагу, — сказывалась тесная связь некоторой части чешского населения с сербами и русскими. Поэтому начальник Генерального штаба неоднократно пытался организовать главные разведывательные пункты при штабах обоих корпусных командований в Богемии для противодействия этим непотребным явлениям. Однако такой пункт был развернут лишь в начале 1914 года в Праге, и то только тогда, когда антимилитаристская деятельность чехов начала буквально зашкаливать.

В 1909 году возле города Винер-Нойштадт по Штейнфельду, славящемуся своими заводами по производству пороха и боеприпасов, стали бродить какие-то подозрительные личности. Было предположено, что речь шла о сербских эмиссарах, прибывших с заданием совершить на предприятиях различные диверсии. Однако бдительность жандармерии и присланных ей на усиление воинских подразделений не дала осуществить подобные акции, если они вообще планировались. Как бы то ни было, этот случай навел нас на мысль использовать в будущем диверсии как средство ведения войны, подготовка которых была передана в ведение органов разведки.

В те первые годы моей службы в разведке у меня было достаточно много возможностей ознакомиться с деятельностью различных шпионов. Уже в самом начале я познакомился с одним провокатором, навязанным на нашу голову французской разведывательной службой. Как-то раз ко мне заявился еврей по фамилии Гайссенбергер, который еще в 1906 году занимался уборкой помещений у нашего военного атташе в Париже. Разряженный как франт, в начищенных до блеска ботинках, с носовым платком в манжете, он являл собой довольно странную личность. Однако, поскольку мы начиная с семидесятых годов прекратили заниматься развитием агентурной службы против Франции, его наблюдения для меня особого интереса не представляли.

Своего первого успеха в разоблачении подозрительных типов я добился, столкнувшись с одним мужчиной 15 апреля 1910 года у Гордлички, ставшего к тому времени уже бригадным генералом. Этот человек явился с предложением добыть за хорошее вознаграждение у некоего Гуго Поллака последний план крепости Перемышль с неизвестными нам тайными ходами.

Соответственно, мне была поставлена задача прояснить вопрос у этой личности, которую якобы звали Хуго Барт. Сначала я дал возможность этому болтливому еврею поговорить и вскоре раскусил его попытку выведать у меня определенные сведения путем постановки разных наводящих вопросов. Естественно, это ему не удалось.

В ходе беседы он поведал, что уже делал подобное предложение нашему атташе в Париже, но передал ему только отдельные «сегменты» плана, поскольку остальные были припрятаны им в Австрии. Затем этот тип заявил, что, по его мнению, выкупленный у Поллака план стоит предложить для продажи русским. И сделать это якобы следовало для того, чтобы выяснить, заполучили ли они такой документ или нет. При этом Хуго Барт попытался меня уверить в том, что старый план, который имеется в распоряжении русских, якобы давно устарел, так как после его кражи крепость была в значительной степени перестроена.

Все это было, разумеется, полнейшим вздором, но я сделал вид, что не заметил этого, и дал ему возможность говорить до тех пор, пока, несмотря на прохладную погоду, на его высоком лбу и безусых губах не выступили капельки пота. В конце концов, мне удалось выяснить, что его большая осведомленность по этому вопросу объясняется связями с французским и русским Генеральными штабами. Постепенно истинная сущность этой личности становилась для меня все яснее и яснее, и в конце концов я предложил ему продолжить переговоры на следующий день в нейтральном месте, то есть в не вызывающем опасений кафе «Европа». Делалось это мною для того, чтобы дать возможность негласным сотрудникам полиции поглядеть на него и опознать, если они с ним уже сталкивались.